Игорь тотчас же возвращается с отполированным бронзовым кувшином, и воевода прикусывает губу, глядя на полученное отражение, в котором содержимое записки изменяется в очередной раз.
— Понятнее не стало, — морщит лоб великий князь.
— Стало, — увлечённо глядит в отражение Вещий Олег, глаза которого прямо-таки сверкают от любопытства. — Если мысленно перевернуть начертанное вниз головой… И вторую строку прочесть слева направо…
— Птица не сеет, не жнёт, а сыта живёт, — кивает Игорь и прикусывает губу. — Обычный девиз торговцев, чтобы опознавать своих, новгородских.
— Какой в нём смысл?! — нервно сжимает кулаки Бранимир. — И зачем тогда столь витиевато писать послание, стараясь его зашифровать?!
— Содержимое не имеет смысла, — соглашается Ари.
— А если дело не в содержимом? А в самом шифре или тому, как можно прочитать отдельные буквы в том или ином порядке? — пытается разгадать тайну письма великий князь.
— Первая строка слева направо… Вторая — наоборот, справа налево… — закрыл глаза Сверр и приложил кончики пальцев обеих рук к вискам. — Так, получается?
— Да, — кивает ему Вещий Олег. — Ты что-то знаешь?
— Одна мастерица-гречанка в весёлом доме (3) вытворяла точно такие же движения своим языком с мо… — продолжает самый молодой из дружинников, пока его не останавливает сморщившийся от отвращения воевода.
— Прошу, избавь нас от подробностей, — жестом прерывает его Вещий Олег. — В чём суть?
— Слева направо, справа налево — она называла это буто… Бустрофедон (4), кажется. Если я верно понял её объяснения, то это напоминает ход быка с плугом по полю, — добавляет блондин.
— Бык… — напрягается Игорь, отчаянно пытаясь свести воедино все факты. — Бык… Владислав, что Вол! Его не было на похоронах! Кто-то хотел указать на него!
— Сначала покушение на Вепря, теперь — записка с Волом. Да будь я проклят, если кто-то не хочет разобраться с нашими достопочтенными купцами из братства! — выкрикивает Вещий Олег. — Немедленно отправляйтесь к ним, по одному, и предупредите об опасности да расспросите как следует!
— Вепря… — тут же первым выступает добровольцем Ари, надеясь закончить назревавший долгие годы разговор с Милицей. — Вепря я беру на себя.
— Лана, вдова Козводца, — произносит Сверр, получая в ответ сальную ухмылку лысого товарища.
— Тогда я возвращаюсь в особняк Гостомысла, чтобы поговорить ещё раз с Ходутой и Богуславой, а потом — к Рейнеке, дом его не так далеко от их жилища, — говорит Вещий Олег. — Князь, Бранимир — тогда вы за Хрущом и Волом, они почти безвылазно на Торгу. Встречаемся вечером. И… будьте предельно осторожны, мало ли.
* * * * *
— Оставь нас ненадолго с мамой вдвоём, хорошо? — Ольга протягивает маленькому Гостомыслу красивый печатный пряник, и мальчуган, довольный угощением, кивает и ей убегает куда-то вглубь пышного яблоневого сада.
Затем супруга великого князя переводит взгляд на Богуславу, что сидит напротив с полными скорби глазами, и гладит её по бледным как мел рукам.
— Могу я чем-то помочь тебе? Разобрать его вещи, взять на себя указания по хозяйству для прислуги, раз уже пока мы с Игорем живём у вас… или просто поговорить по душам?
— Последнее, пожалуй, самое ценное, — грустно улыбается вдова и пожимает плечами. — Все принесли мне соболезнования, все обещали, что на них можно положиться — но почему-то я здесь с сыном совершенно одна, и только Вы соблаговолили остаться после похорон и не отходили от нас с тех пор ни на минуту.
— Это меньшее, на что я способна… Да и в оставлять тебя в таком состоянии одну, совершенно разбитую и сокрушённую горем, я позволить себе не могла.
— Если Вы намекаете на то, что я могу наложить на себя руки, княгиня… — продолжает Богуслава с горькой усмешкой на лице. — То, увы, даже на это я не способна: сыну я нужнее, чем погребальному савану, как бы облачиться в него и сбежать от мучительной действительности моему разуму порой не хотелось.
— Я уверена, что князь с остальными выяснят, что именно произошло этой ночью, но… Могу и я поинтересоваться, какими были последние часы жизни твоего супруга? Вдруг это поможет нам всем, если смерть его — вовсе не трагическая случайность? А даже если и она, то ты хотя бы выговоришься и поделишься тем грузом, что лежит тяжкой ношей на твоих плечах, Богуслава.
— Вес всего небосвода теперь на мне и давит, давит так, что порой даже дышать становится тяжело, — вдова посадника кладёт свою руку на ладонь Ольги, а второй вытирает влажные от слёз глаза. — Желаю, чтобы ты никогда не испытала ничего подобного и не оплакивала мужа с малолетним сыном на руках и опустошением в сердце…
Женщина ненадолго прервалась и прорыдалась, после чего продолжила:
— День был совершенно обычный, рядовой. Мы позавтракали, затем с остальными отправились из города к месту торжества. Я ела с Гостомыслом с одних блюд, вкушала вино из того же кубка — поэтому как бы не утешала себя неслучайностью его смерти, последствием чьего-то злого намерения, окажись пища отравлена — я бы давно воссоединилась с ним в ином мире ещё на вашей свадьбе.
— Каждый кубок вы разделяли вдвоём? Каждое яство?