— Как, по-твоему, я себя чувствую? У меня повреждена нога, всё тело в ссадинах и укусах мошкары, и вдобавок я застрял здесь с чуть не убившей меня веслом наглой варяжкой.
— Не стоит преувеличивать мои возможности… — ехидно отвечает Ольга и надевает маску безразличия, стараясь скрыть тремор в руках от нахлынувших на неё воспоминаний о недавних событиях в лодке. — А благодаря наглой варяжке Вы всё ещё живы и можете вернуться в столицу, раз уж отношения с местными лесами у Вас не заладились.
— Я благодарен тебе за спасение, но это не значит, что мои раны от этого причиняют мне меньше неудобств, — хмурится тучей Игорь, делая ещё один опасливый шаг вперёд.
— Снова жалобы?
— И давно ли ты стала такой острой на язык?
— С тех пор, как чуть не убила веслом великого князя, — резко заявляет девушка, завязав тугой узел на верёвке. — Вряд ли теперь мои слова находятся за гранью этого неслыханного и дерзкого поступка.
— Справедливо, — усмехнулся её ответу Игорь. — Должен признать, что ты была храброй. И тогда, и когда решила меня спасти.
— Так на моём месте поступил бы любой, — варяжка бесстрастно пожала плечами и по-ребячьи прыгнула в воду, забрызгав заросли вокруг и самого собеседника холодным фонтаном из капель.
— Я бы не был так в этом уверен, кх… — темноволосый правитель сморщился от боли и согнулся в три погибели. — Проклятая нога!
Обеспокоенная Ольга тут же метнулась к князю молнией и осторожно взяла его под руку, почувствовав на себе тяжесть тела витязя. Сам князь повторно скорчился от неприятных ощущений и сделал глубокий и медленный вдох полной грудью: кажется, конечность всерьёз была повреждена.
— Больно? — взволнованно спрашивает девушка, помогая спутнику осторожно добраться до твёрдой почвы под ногами. — Будет лучше, если я подсоблю с тем, чтобы довести до дома. Осталось потерпеть совсем немного.
— Не… немного, — стараясь звучать убедительно, прокряхтел он и мгновение спустя довольным лисом улыбнулся, наслаждаясь своей маленькой хитростью. — Так… и вправду лучше.
* * * * *
Прохладный ветерок с реки принёс во двор Эгиля свежесть и сладковатый запах цветущей липы, но, увы, развеять сомнений опытного торговца не смог. Да и как тут не сомневаться, если напротив него на крыльце сидел оробевший соседский сын, без живого места на лице и теле, в паре аршинов левее же точил свой меч сам бывший властитель и регент столичного престола, а ныне — правая рука действующего великого князя.
— Как ты, купец, уже понял, этот мальчишка клянётся, что он с твоей дочерью нашли нашего князя посреди леса, раненого и без сознания, — клинок с неприятным звуком скользнул по точильному кругу из песчаника, заставив хозяина избы стиснуть зубы от дискофморта не только утверждения знатного господина, но добравшегося до ушей скрежета. — Когда мы его обнаружили, при себе у сопляка были княжеские сумка и меч.
Купец нервно поднимает глаза на пожилого воина и чувствует, как с каждым промолвленным словом его горло начинает пересыхать:
— В чём же состоит суть вопроса, княже?
— Не знаю, так ли это в действительности или юнец решил извернуться скользким налимом и придумал байку, что вернулся за господскими вещами, — резко озвучил мысли Вещий Олег, глаза воеводы сверкнули напряженной подозрительностью. — Что скажешь?
Эгиль тяжело сглотнул, мысли мужчины спутались, а глаза с жалостью посмотрели на Ярослава, в котором едва ли можно было узнать прежнего соседского сына-балагура.
— Я не могу утверждать о его поступках наверняка, — сказал нерешительно отец Ольги, — Зато могу сказать, что семья у них хорошая и честная, а сам Славко — хороший и добрый хлопец. Он вырос у меня на глазах, всегда был почтителен к старшим и добр к сверстникам. Да, мог иногда ради шутки коров напугать или залезть в мой челнок, чтобы посмотреть на дорогие сети из Новгорода, но не более того.
— Возможно, так оно и было до сего дня, — глаза предводителя дружины опасно сузились. — Но не водилось ли за ним сребролюбия? Не могла им овладеть алчность? Как у семьи со средствами к существованию? Не водились ли за кем-то долги?
Купец заколебался ещё больше, чувствуя, как тяжесть ситуации ложится на его плечи пудовым камнем.
— Я… я не знаю, господин, — заикнулся Эгиль. — Живут как все в Лыбуте, отец до кончины своей промышлял пушниной. Не припомню, чтобы за ними были долги, пусть времена нынче и непростые для торговли. Могу предположить, что никаких мотивов для кражи у него не было.
Олег, краем глаза глядя на безразличного ко всему Ярослава, сейчас напоминавшего живого мертвеца, нетерпеливо качает головой.
— Предположений для невиновности недостаточно, — огрызается он. — Мне нужны веские доказательства, и нужны прямо сейчас.
Эгиль почувствовал внезапный прилив раздражения, когда воевода закончил свою фразу, а до этого остолбеневший, будто истукан, парнишка дёрнулся от страха.