Княгиня Ольга. Истоки

Звонкий смех, подобный бегущему холодному роднику. Длинная коса цвета спелой пшеницы. Тонкие запястья и такая же шея, украшенная огненно-красными самоцветами… Вдох — и вот он уже не понимает, что кружит ему голову, пьянящий аромат душистого горошка или же любовь?

Зелёные чертоги леса за полчаса пронеслись мимо размытым фоном и, остановившись между лабиринтом стволов и крон, Ольга и Ярослав взяли друг друга за руки и попытались отдышаться. Неровное и учащенное дыхание мешало говорить, но слишком они торопились, слишком сильно хотели наверстать упущенные за время разлуки мгновения.

Шаг вперёд — и лес остался сплошной стеной за спиной Ольги, а молодец крепче сжимает её ладонь и опускает глаза вниз. Под их ногами раскинулся сплошной травяной ковёр, украшенный белоснежными, похожими на звёздочки с семью лучами, цветами.

— У меня нет богатств всего мира… — неуверенно, запинаясь, промолвил Ярослав, — Но я могу подарить тебе эти цветы, все до одного они — твои. Такие же прекрасные и скромные… Так же как и ты — украшение окрестных лесов.

Восхищённая пейзажем девушка захлопала ресницами и нагнулась, дабы сорвать пару стеблей седмичника, и… оторопела, подавшись назад и едва не потеряв равновесие от сильного головокружения.

На снегу лепестков сверкнула контрастным алым рубином капля крови, в пяди от неё безвольно лежала мужская рука в ссадинах, царапинах и грязи.

Глава II: Тени над лесом

ГЛАВА II: ТЕНИ НАД ЛЕСОМ

Леса близ Лыбуты, минувшей ночью.

Покрытая мельчайшими каплями пота грубая рука тяжело легла на золотую фибулу, что скрепляла собой накидку на плечах витязя.

Самое сердце проклятой чащи едва ли можно было назвать гостеприимным по отношению к человеку. Стрекотание сверчков, кваканье лягушек и звуки других ночных созданий наполняли густой мрак псковского леса, а сквозь полог еловых крон с трудом виднелся узкий серп молодого полумесяца.

Лунный свет, мертвенно-желтый, словно восковые пальцы утопленника, отбрасывает серые тени на лесную подстилку из игл и трухи и освещает искривлённые стволы деревьев, нависшие над его головой.

Осторожный шаг вперед. Ещё один. Ещё.

Под ступней в кожаном сапоге предательски трещит сухая ветка. Всполошенная этим звуком, приняв его за неосторожную мышь, с еловой лапы бесшумно взмывает в воздух ожившей тенью сова. Птица раскидывает широкие крылья и касается ими макушки князя, прежде чем слиться с окружающей темнотой; Игорь же испуганно хватается за грудь и делает глубокий вдох.

Шаг.

Сердце колотится пуще прежнего, куда-то под ребра вонзается тысяча острых иголок, расплёскивая всепоглощающий жар и превращая кровь в кипящую смолу. Внутри всё горит.

Шаг,

и со лба по щекам и густой бороде стекают тонкие струйки пота. Дыхание становится учащённым и поверхностным, во рту пересыхает. В груди нестерпимо горячо.

Шаг…

Внутренности скручивает от страха, избавиться от которого он не в силах. Игорь хватается за сухой и тонкий ствол жимолости, пытается успокоиться и прогнать окаянное чувство прочь, но чем больше он старается выбраться из этой трясины паники и ужаса, тем глубже вязнет в густой черноте окружающей чащи.

Шаг?

Хруст лесного опада звучит как издевательские смешки, вторит ему шелест деревьев на ветру, что повторяет в княжеской голове знакомыми ему голосами те слова, что он всё это время боялся услышать.

Еловые ветви, похожие не то на волосатые и широкие руки исполинов-йотунов, не то на крылья несущей погибель хищной птицы царапают его лицо, цепляются, хватают и не отпускают из своих смертельных объятий. Стволы вокруг медленно, будто пауки на закрученных корнях-лапах, ползут вперёд, к нему, и кольцо крон сужается. Теперь он окружён.

Проклятая чаща двигается навстречу, намереваясь задушить тёмно-зелёными когтистыми лапами и похоронить под грудой листьев и иголок. Мысли заметались и спутались.

Прошлое бросаетт на княжеское чело длинные тени. По мере того, как в охваченном пламенем сердце выгорели надежда и здравый смысл, эти тени заполняют образовавшуюся там пустоту.

Игорь принялся неконтролируемо дрожать, паника застелила его взор, на лице отпечаталась маска первобытного ужаса. Он застыл от страха, не в силах пошевелиться и ощущая себя запертым, как в клетке, внутри собственного тела. Из ловушки одиночества уже не выбраться.

Чёрные тени вокруг пускаются в пляс. Порождённые его болезненным воображением или же отправленные богами ради мести, они стремительно проносятся мимо в хороводе обезображенных лиц, искалеченных рук и ног, запёкшихся от крови косматых волос и искаженных кривых улыбок.

Глаза Игоря хаотично бегают по всему сонму призраков, узнавая в них какие-то отдалённые и размытые черты тех, кого он раньше знал. Стук собственного сердца ударами клюва дятла разносится по полуночной чащобе меж деревьев, а последние капли здравого смысла и рассудка утекают каплями пота с побледневших влажных пальцев.