Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

В собственно славянском костюме этого времени, в частности, древлянском, фибулы ничего интересного собой не представляли. Самый простой недорогой тип – так называемый подковообразный: разомкнутое металлическое кольцо (медное) с закрученными вверх концами и поперечной иглой. Совсем другое дело – скандинавский костюм. В нем имелись (в том числе и найдены на Руси) в большом количестве роскошные типы фибул: бронзовые, серебряные, с чеканкой, позолоченные, с литыми узорами, с искусно сделанными драконьими головками на концах. Можно предположить, что древляне, убив Игоря и его малую дружину, забрали у них эти застежки и скололи ими собственные плащи: в слове «перег(и)бех» – «перегиб» прослеживается намек на плечевую одежду, наброшенную путем перегибания, что подходит к «сустогам» – самые большие фибулы именно плащевые. Те действительно бросались бы в глаза. Очень логично для образа «глупых гордецов». Приехать в дом убитого, неся на себе яркое свидетельство своего преступления, было бы цинично для пришедших в большой силе, но крайне безрассудно для явившихся вдвадцатером.

Возможно, сам способ носить плащ «вперегиб» считался варяжским, дружинным: по данным погребений, у скандинавов была в том числе манера скалывать края плаща на боку под рукой, для чего его надо было перебросить через плечо. (Манера таким образом складывать и скалывать плащ хорошо опробована и широко применяется в исторической реконструкции.) Этим упоминанием сказитель хотел создать яркую сцену, где гордые собой убийцы, нарядившись на манер своих жертв в снятые с них вещи, едут к могиле… Сильный образ был, для тех, кто понимал его тысячу лет назад!

Знакомство с идеей лодки как средство переезда в мир мертвых обеспечивало этому эпизоду высокий художественный эффект в глазах слушателя (вполне очевидно, что слушатели у этой истории появились гораздо раньше, чем читатели). Ольга знает, что послы в лодке едут на смерть; киевляне тоже знают, что служат сейчас перевозчиками на тот свет, Харонами. Но почему-то этого не знают глупые древляне, хотя они выросли ровно в тех же языческих представлениях и связь лодки, в которой несут по суше, со смертью, должны были знать не хуже других. И эта их нереальная глупость обеспечивала истории такой сказочный, иронический эффект, «могильный юмор» раннего средневековья. Сокрушительный контраст: с высоты – в глубокую яму; от чаемой чести великой – к унижению и мучительной смерти.

В последнее время стал известен своеобразный аналог этой истории. В 2008–2010 гг. на эстонском острове Сааремаа были найдены два корабля, наполненные человеческими останками, костями животных, обломками оружия и бытовыми предметами. В ладье поменьше было семь скелетов, в большом корабле – тридцать три. Скандинавское (скорее всего шведское) происхождение «мореходов» несомненно, но относятся находки ко второй половине VII века – это следы некоего похода очень ранних викингов, за сто лет до того как «эпоха викингов» как исторический период началась официально. Погребение погибших было произведено после битвы, причем хоронили их свои – надо думать, что пришельцы в этой битве одержали победу, хоть и заплатили за нее жизнями сорока товарищей. Это единственное, насколько я знаю, известное массовое захоронение в кораблях, но нельзя исключить, что после битв, когда похоронить надо было сразу много павших, так делали и в других случаях. И если одинокий «знатный рус», уложенный в ладью с женщиной и спутниками-животными, производил немалое впечатление на присутствующих, то несколько десятков человек, совместно отплывающих на тот свет, должны были производить поразительный эффект.

Такой же эффект, только художественный, производила на слушателей история о древлянских послах, которые, нарядно одетые, гордые и довольные, по доброй воле ехали в Навь. И княгиня Ольга, проводившая их туда и еще спросившая на прощанье «хороша ли честь?» вырастала в воображении слушателей до масштабов богини мертвых – Марены, внушая чувство ужаса, жути и восхищения. Вот она склоняется из света в яму, и лицо ее снизу кажется темным, как у самой Хель… Она улыбается, но эта улыбка несет мучительную смерть… До озноба.

* * *