Княгиня Ренессанса

– Да это же Божье благословение! Уж лучше быть вдовцом, чем мужчиной, женатым на ведьме, не имеющей ни стыда, ни совести!

Князь был уже в нескольких шагах от Зефирины. Она быстро перекрестилась.

– Прощайте, месье, вы сами этого хотели…

С этими словами Зефирина кинулась в пустоту раньше, чем Леопард успел сделать движение и удержать ее.

Глава IV СТАРЫЙ МОСТ

Любое человеческое существо, на какой бы ступени развития оно ни находилось, рано или поздно оказывается чувствительным к насмешкам.

Есть, конечно, люди, которых не так-то легко пронять, но Зефирина была слишком восприимчива, чтобы не почувствовать себя до глубины души униженной тем глупым положением, в которое попала.

Рассчитывая разбиться насмерть, упав в каменный мешок с высоты ста пятидесяти футов, она на самом деле упала на головы Римини и Медной Задницы.

– Черт подери! Вот это да!.. – вырвалось у Медной Задницы. Привыкшие к выражениям куда более крепким, бандиты один за другим выскочили из отверстия на поляну, в то время как люди Леопарда, возможно поощряемые хозяином, громко расхохотались.

Для молодой женщины это было слишком большим испытанием. Терзаемая одновременно и стыдом, и слабостью, Зефирина предпочла выбраться из нестерпимого для нее положения тем единственным способом, который еще оставался у человека ее пола. Она упала на мягкую траву, «потеряв сознание».

Пока по знаку князя двое его верных слуг относили Зефирину в носилки, ей удалось расслышать совершенно невероятные слова, сказанные голосом Римини:

– Прости нас, Леопард…

– Ты за все прощен, Римини, – спокойно ответил князь Фарнелло.

– Ей удалось сбежать от нас… бедняга Медная Задница и все наши люди в пещере предпочли бы иметь дело с сотней полицейских, чем с одной рыжей дьяволицей, вроде этой… Поосторожнее с ней, монсеньор…

– Благодарю за совет, Римини… мы сделаем…

Зефирина не расслышала конца фразы. Полные решимости, смешанной с подозрительностью, Паоло и Пикколо бережно уложили ее на подушки в носилках, но на сей раз прочно привязали. Гро Леон печально причитал:

– Snupide Saucisse… Snupide Sardine![8]

Галка явно советовала прислушаться к голосу разума. Зефирина и сама знала, что оказалась не на высоте положения.

Носилки трясло. Колокольчики мулов больно отзывались в измученной голове, где и без того теснились мысли, одна безумнее другой… Итак, она потеряла Гаэтана, своего жениха, свою любовь, и снова стала жертвой ужасного супружеского произвола.

Незачем самообольщаться. Под цивилизованным обличьем Леопарда скрывается грубое животное, ломбардский властелин, привыкший к беспрекословному послушанию всей этой толпы рабов, блеющих от восхищения.

«Монсеньор приказал… Князь желает… Князь Фарнелло требует… Отныне я в полной его власти. Он может сделать со мной все что захочет… бросить в тюрьму, поколотить меня или… хуже того, сделать меня своей игрушкой. Я ведь его жена… его жена…» – думала с отчаянием Зефирина.

Она была одна в целом мире, во власти этого деспота, который, конечно, не откажется жестоко отомстить ей за оскорбление. Сознавая весь ужас своего положения, шестнадцатилетняя женщина, привязанная к резному столбцу носилок, точно преступница, залилась слезами, уткнувшись в бархатные подушки раскачивающихся в пути носилок.

Удрученная своим несчастьем, она потеряла представление о времени. Плакала ли она всего несколько минут или долгие часы? Похоже, второе предположение выглядело более близким к истине, потому что Зефирина очень смутно помнила, как повозка несколько раз останавливалась в пути. Наверное, меняли мулов, а потом снова – в путь. Может быть, она кричала, отбивалась, звала на помощь… Но кто мог помочь ей?

Кто осмелился бы бросить вызов охране, сопровождающей князя Фарнелло?

Вдруг Гро Леон уселся прямо на голову своей хозяйке:

– Souris, Sardine… Улыбнись, Сардинка…

Опечаленная столь безутешным горем, говорящая птица раздвинула клювом малиновые шторки повозки. Сквозь открывшуюся узкую щель Зефирина увидела, что носилки въезжают в предместье какого-то города.

Поворачивая во все стороны голову, она искала глазами мужа. Но, кроме Паоло, Пикколо и еще дюжины лакеев, одетых в ливреи, цвета которых соответствовали княжескому дому, она никого не увидела: по-видимому, Леопард не счел нужным сопровождать собственную жену!

Не представляя, куда ее везут, Зефирина с любопытством разглядывала пеструю уличную толпу.

– Тысяча чертей!

– А, чтоб тебя разорвало!

– Черт побери!

На улочках города звучали привычные для тосканского простонародья ругательства и проклятья. Люди обзывали друг друга такими словами, как «мерзавец», «скотина», «грязная тварь», ничуть при этом не обижаясь.

«Во Франции, – тут же отметила про себя Зефирина, отвлекшись от своих дум, – мужчина, которого оскорбили, давно бы уже вынул шпагу из ножен…»

Здесь же все было пронизано солнцем и весельем здорового ребенка.