Княгиня Ренессанса

Подхватив кринолин и перепрыгивая через три ступеньки, Зефирина помчалась вниз по мраморной лестнице так быстро, как только позволяли ее юбки.

– Я приказываю оседлать мне лошадь или заложить экипаж. Я желаю выехать в город! – распорядилась Зефирина тоном, не терпящим возражений.

Паоло, будто не замечая возбуждения княгини, поклонился:

– Монсеньор распорядился сегодня утром заняться приведением в порядок всей имеющейся сбруи…

– Что это значит?

– Что ваша милость должны нас извинить, но… нет ни одной свободной лошади.

Зефирина топнула ногой:

– Тогда я отправлюсь в портшезе.

– Но все лакеи заняты приготовлениями к карнавалу, ваша милость.

– Что ж, тогда я пойду пешком, – сказала Зефирина и направилась к высокой двери, выходившей в мощеный двор.

– Ваша светлость, даже не думайте, в городе очень опасно, вы можете столкнуться с плохими людьми.

– Значит ли это, Паоло, что я здесь пленница, а вы мой тюремщик? – произнесла Зефирина с презрением.

– Мне горько это слышать, ваша милость. Уж лучше вашей светлости поговорить с монсеньором, когда дон Фульвио вернется.

Говоря это с горестным видом, Паоло тем не менее продолжал стоять у двери непоколебимо, точно Атлас, поддерживающий небесный свод.

Зефирине пришлось смириться с неизбежностью. Чтобы выйти из дома, ей пришлось бы убить Паоло.

Вне себя от ярости, она уселась в вестибюле и, скрестив руки, стала ждать…

* * *

– Вы желали говорить со мной, мадам? Разгоряченные, вспотевшие, Фульвио и Мортимер в прекрасном настроении возвратились домой. Зефирина встала.

– Вот именно, монсеньор.

В то время как Мортимер, поклонившись ей, поднимался в отведенные ему апартаменты, Фульвио подошел к Зефирине.

Его богато расшитый камзол был распахнут на груди, и она почувствовала исходивший от него сильный мужской запах, смесь мускусных духов и пота.

– Говорите же, мадам, я вас слушаю, – сказал Фульвио таким тоном, будто очень торопился.

Преодолевая себя и не глядя на мужа, Зефирина произнесла с нажимом:

– Я желаю знать, месье, я пленница или нет?

– Почему же? Разве у вас сложилось такое впечатление?

– Я не могу выйти из дворца. Ваш Паоло охраняет дверь, словно цербер.

Раздраженная присутствием лакеев, Зефирина машинально понизила голос.

– А-а… а вы, значит, желали бы выходить? – громко спросил Фульвио.

– Да.

– Зачем?

– Как это, зачем? Да просто потому, что мне хочется, – задыхаясь от возмущения, ответила Зефирина.

Какое-то мгновение Фульвио смотрел на нее, и во взгляде его вспыхивали золотые искры. Казалось, его все это забавляет.

– Но ведь нам не всегда удается иметь то, что хочется, мадам…

После паузы, подчеркнувшей эту многозначительную фразу, он добавил:

– Ну, хорошо, пойдемте со мной.

Широкими шагами, не заботясь о том, поспевает ли за ним Зефирина, Фульвио направился в свои покои, располагавшиеся в южном крыле второго этажа.

При его появлении обе борзые, Цезарь и Клеопатра, встали и подошли к хозяину в ожидании ласки, а получив ее, спокойно вернулись на место и улеглись у камина, в котором в довершение ко всей роскоши день и ночь пылал огонь.

Зефирина не могла отказать себе в желании осмотреть покои мужа, заполненные доспехами, аркебузами, брошенными на пол шкурами диких животных и кроватью под балдахином, пурпурный полог которого был задернут.

Небрежным жестом Фульвио указал ей на Кресло. Пока Зефирина осторожно усаживалась, стараясь не сломать обручи своего кринолина, Фульвио иронизировал:

– Что за дьявольские ухищрения, мадам! Черт побери, как это вы, женщины, можете носить на себе столь противоестественные вещи? Почему с помощью всевозможных нелепостей скрываете именно то, что вызывает у мужчин особое восхищение?

Не обратив внимания на то, что щеки Зефирины заливает краска смущения, он скинул свой камзол и мокрую от пота рубашку и протер тело винным спиртом.

Чтобы не видеть полуобнаженный торс мужа, Зефирина решительно прикрыла веки, в то время, как князь беззаботно напевал весьма фривольную песенку:

Вот лавочка для бешено влюбленных
Торгуют здесь тщеславьем и гордыней
И прочими подобными вещами.
Сюда, красотки с тощими задами,
Здесь быстро вам поможет округлиться
Устройство для сокрытия детишек,
Лишь стоит вам напялить на себя
Сей кринолин, да, кринолин,
Щит вашей добродетели надежный…

– Ну, что скажете, мадам, по поводу этой довольно грубой карикатуры? Я был бы очень огорчен, если бы оказалось, что она ранит ваши целомудренные уши.

Зефирина открыла глаза. Князь уже надел рубашку.

Теперь она почувствовала себя увереннее и пошла в наступление:

– Я последовала за вами сюда, месье, не для обсуждения моды, а для откровенного объяснения.

– Откровенного объяснения! – повторил князь, и в голосе его прозвучало сомнение.

– Я хочу поговорить с вами о том, что для меня важнее всего: о моей свободе!

– Тысяча чертей! О чем… о чьей?