— Вот это умный вопрос! — воскликнула донна Олимпия. — Хорошо, что ты его не упустил, а то я совершенно забыла о ней. — И жестко посмотрела на сына. — Позаботься о том, чтобы эта тварь и впредь оставалась там! А я после возвращения уж позабочусь о ней как полагается. Однако мне надо спешить. Перед отъездом необходимо уладить еще один важный вопрос.
4
— О Боже, помоги мне!
Подавляя зевок, одна из сестер затянула начало молитвы, и община отозвалась жиденьким хором: «Господь, поторопись помочь мне!»
Как всегда, по вечерам в час девятый монахини собирались в церкви для завершения дня полуночной, последней из семи ежечасных молитв, освящавших заведенный в этом монастыре порядок. Однако одна из достойных женщин вот уже неделю как была исключена из сообщества воздающих хвалу Господу: сестра Кьяра. В миру — леди Маккинни. Подобно прокаженной, вынуждена она была стоять отдельно от всех в темноте, превозмогая холод в сандалиях на босу ногу, вполголоса вторя доносящейся из-за дверей храма хвале триединому Господу. «Славим Отца, и Сына, и Святого Духа!»
Постепенно обретая душевное спокойствие в молитве, Кларисса, однако, не могла обрести спокойствия внешнего, поскольку в храме этом, по-видимому, давным-давно забыли о благоговейном трепете, даруемом молитвой, как, впрочем, и о благочестии. Вместо того чтобы отдаться ходу часов службы, дабы побороть в себе искушение соблазнами дня, монахини, казалось, только сейчас и оживали. Протирая глаза от сна, в котором пребывало большинство из них с самой вечерней трапезы, они рассеянно и невпопад подпевали звучащему канону, хихикали, перешептывались во время чтения псалма проповедником. О благоговейном настрое и душевной умиротворенности по завершении молитвы и говорить не приходилось — монахиням явно не терпелось поскорее принять благословение, дабы воспользоваться — по своему, разумеется, усмотрению и вполне на мирской манер — немногими часами между полунощной и хвалитнами, когда слово Божье умолкало.
— Benedicat vos omnipotens Deus: Pater et Filius et Spiritus sanctus!
— Аминь!
С громким скрежетом отворились врата церкви. Как требовала того суровая епитимья, наложенная на Клариссу аббатом Анджело, она сразу же пала ниц. Через нее второпях переступали остальные монахини, разбегавшиеся по своим кельям, даже не соизволив произнести Benedicte в ответ на приветствие Клариссы.
Лишь после того как храм покинула последняя из сестер, Клариссе дозволялось подняться. Отряхнув пыль с одежды, она под неусыпным взором сестры Летиции, пожилой монахини, которой строжайше воспрещалось даже перемолвиться словом с Клариссой, вернулась к себе в келью, кою надзирательница, молчаливым кивком распрощавшись с ней, заперла на остаток ночи.
Кларисса опустилась на грубо сколоченный табурет для ног, вместе со столом и узкой лежанкой, поверх которой был постелен набитый соломой тюфяк, составлявший обстановку кельи. Подперев руками подбородок, она стала смотреть через зарешеченное окошко на поблескивающий в лунном свете изгиб лесной речушки, на раскачиваемые ночным ветром кроны деревьев. Местность эта на многие мили вокруг казалась необитаемой. Лишь в рыбацкой хижине по ту сторону реки трепетал еле различимый свет. Кларисса представления не имела, где располагался этот монастырь. В нем пребывали многие из представительниц ордена босоногих, но едва ли среди них нашлась бы хоть одна, решившая всецело посвятить жизнь служению Богу. Большинство очутились в этом захудалом, отдаленном месте лишь потому, что стали в тягость своим римским семьям — по различным причинам.
В раздумье Кларисса зажгла свечу. Княгиня тоже оказалась здесь, поскольку стала кому-то в тягость. Четыре года миновали с тех пор, как по распоряжению донны Олимпии ее похитили у церкви Санта-Мария-делла-Витториа. В самый первый день, сразу же по прибытии в монастырь у нее отобрали одежду, заставив натянуть подпоясанный грубой вервью серый балахон монашеского ордена. Прикрыв лицо до самых глаз покрывалом, чтобы ни один волос не был доступен чужому взору, она дала обет вечной бедности, послушания и, разумеется, воздержания. И хотя уровень знаний и умений Клариссы вполне позволял ей претендовать на должность служки, приглядывающей за кладовой, или даже счетовода, ей решили доверить библиотеку, и с тех пор она не покидала пределы монастыря. За ней надзирал сам аббат, человек, верный донне Олимпии, который в свое время помог той избавиться от законного супруга. Раз в месяц донна Олимпия лично появлялась в монастыре, дабы справиться у него о судьбе Клариссы и убедиться, что княгиня по-прежнему под надежным присмотром. Пару раз Кларисса видела издали свою кузину, но та не удостоила ее даже взглядом.