Княгинины ловы

- Спесив - то воевода местный, - подметил Пахомий, - а вид у него, аки у коршуна, у которого добычу хотят отобрать, даром, что крючконосый.

- Так тоже, небось, на ловы хотел, - подмигнул Димитрий дружку. Оба засмеялись. Найден, не расслышав, но догадавшись, что шутка о нем, нервно передернул плечами.

Перекрестившись на образ Богородицы Одигитрии на надвратной церкви, путники въехали в город.

 радостно бросился гостям на встречу. Пухленький, но очень подвижный, с усеянным веснушками наивным лицом, мальчишка оказался балагуром. Он засыпал чернореченцев расспросами: как добрались, какие у них лошади, броня, мечи. С детской непосредственностью начал показывать свой новенький, еще не ведавший сечи меч. Силы били в нем через край, мальчонка не мог устоять на месте и скакал, как резвый козлик промеж гостей.

- Ну, я думаю, Пахомий, вы с ним сойдетесь, порода то одна, - поддразнил друга князь.

- Я вам комоней своих покажу, у меня тоже знатные комони, а соколы какие! Вы таких и не видели! Пойдемте же! - и Ростислав потянул Чернореченского князя за рукав.

- Уймись, Ростислав, оставь гостей в покое! Не видишь, устали в дороге, - раздался с крыльца мягкий женский голос. То была Заозерская княгиня Улита. Пришлые с любопытством вскинули головы.

Княгиня была совсем не такой, как писало пылкое воображение Димитрия. Он представлял, что увидит пленительную степную красавицу, дерзкую и гибкую, со смелым распутным лукавым взглядом и чувственными, зовущими к поцелую губами. Но перед ним стояла скромная, краснеющая от смущения молодая женщина. Она - то бросала на гостей робкий взгляд, то поспешно опускала глаза. На щеках алел румянец. Улита оказалась небольшого росточка, с округлыми плечами и выдающейся грудью, которую она прикрывала рукой с кружевной ширинкой [13]. Миловидное лицо, с правильными чертами, до роковой красавицы не дотягивало. Чернореченский князь был, с одной стороны, разочарован, а с другой - вздохнул с облегчением: ну ловы, так ловы, за тем и ехали.

Маленький князь обиженно надул губы:

- Да мы ненадолго, я только комоней покажу.

- В баньке попариться гостям надобно да откушать, а ты с жеребцами своими.

- Ничего, - улыбнулся Димитрий, - мы не устали. Пойдем, князь Ростислав, покажешь своих красавцев.

Чернореченский гость заговорщически шепнул:

- Ты, князь, что волю бабам даешь, аль не хозяин в доме своем?

Пахомий так и прыснул:

- Да кто б говорил! Ты, княже Ростиславе, мать слушайся, чай, вон у него уж у самого борода, а и то за материнский подол все держится.

- Кабы держался, так тут бы не хаживал, - огрызнулся Димитрий.

Первак, Пахомий и Чернореченский князь сидели в жарко натопленной баньке. После промозглого бежского ветра окостеневшие пальцы на ногах больно покалывали. От пара кружилась голова. Было приятно и блаженно.

- Ростислав говорит, завтра медведя травить пойдем, они там местечко приметили. Рогатины свои возьмем, оно надежней, и броню, князь, надо бы надеть. Весной зверь голодный, свирепый, в броне оно надежней, - Первак всегда все стремился продумать заранее.

- Заладил, надежней да надежней. Стану я на ловы броню на себе таскать, нас толпа какая, а медведь один, чего бояться? Вы, как хотите, - запальчиво заявил Пахомий, - а я в броне не пойду.

- Подумаем, - расслабленно промурлыкал князь,- до завтра еще дожить надо.

- И то верно, сегодня на пиру еще погуляем, хмельного их отведаем, - повеселел Пахомий.

- И на меды сильно нечего налегать, чай, не дома, - неугомонный Первак и здесь одергивал дружка.

- Ты, Димитрий, свету белому радоваться не умеешь, - пробурчал Пахомий.

- Зато ты больно весел, на двоих хватит, - не уступал Первак.

- Ну, будет вам, опять сцепились попусту. Как княгиня-то здешняя вам?

- Баба как баба, ничего особенного, я-то уж думал ..., - и Пахомий пренебрежительно махнул рукой, - правда, грудастая, может, она этим и берет.

Боярин для смеха толкнул грудью князя в плечо, оба расхохотались. Первак лишь кисло улыбнулся, он с детства стараниями матушки имел искренний страх перед грехом, и похабные разговоры не любил.

- Гляди, ты, праведник-то наш весь наморщился, - поддразнил Пахомий, - надо было с чернецом в скит идти, а не с нами на ловы.

- Ежели можно было б с таким балаболом, как ты, князя оставить, так, может, и ушел бы. Душе на ловы за благодатью завсегда лучше, чем телесам - за зверьем.

- Как тебя дома терпят такого нудного, подружью небось заучил? Покуда с десяток молитв не прочитает, на постель с собой не кладешь. Вот деток у вас и нет, когда вам - у вас то посты, то молитвы.

Лицо у Первака побагровело, на лице заходили желваки, он двинулся на обидчика как раненый шатун. Князь понял, что Пахомий зашел слишком далеко в своих насмешках, и кинулся разнимать своих бояр.

- Уймись, Димитрий, уймись! - безуспешно взывал он, хватая Первака за руку.

- Прости меня, дурака, - прокричал и Пахомий, не столько из страха, сколько от стыда. Он и сам понял, что шутя, ударил по самому больному.

- Сам же сказал, что я балабол, сначала мелю, потом думаю.

Первак тяжело вздохнул, развернулся и, не промолвив ни слова, сел в углу.