Князь

Цена ночной стычки обнаружилась только на рассвете: семеро погибших литовцев, один московский и по четверо раненых в каждом из отрядов. Увы, сильного впечатления это не произвело ни на кого – целая ночь в седле, да еще после столь напряженного дня, вымотала людей совершенно. И все же утро принесло им совсем не отдых: едва стала различима дорога, князь перешел на рысь, выжимая остатки сил и из воинов, и из скакунов.

К полудню отряд нагнал обоз, еще через два часа повернул на Арсуньку и двинулся по заваленной снегом почти до колен старой колее, проглядывающей лишь местами, на обдуваемых ветерком взгорках. Вскоре они увидели укрытую попонкой неказистую жмудинскую лошадь с торбой на морде – сам проводник вылез прямо из сугроба, откинув в сторону облепленную снегом рогожу.

– Спишь, бездельник? – угрюмо поинтересовался у него посеревший от усталости князь. – Лошадь не оседлана. Ждать тебя теперь…

– Я… Я быстро, господин. – Упряжь была извлечена тоже из сугроба. Смерд побежал с седлом к лошади, торопливо кинул ей на спину поверх попоны, затянул подпругу, оглянулся, стрельнул взглядом по длинному, тяжело груженному обозу: – Вы одолели их, господин? Вы сожгли замок кавалера Карла?

– Одолели, – несмотря на усталость, улыбнулся Крошинский. – Но жечь не стали. Сегодня мы к ним, завтра они к нам. К чему творить лишнее зло, коли оно не принесет нам пользы?

– Лихо ты следы замаскировал, – кивнул Андрей на укрытый ровным снежным покровом лес. – А за нами так же сможешь?

– Нешто я Лютобор какой, – не понял шутки смерд. – Так, замести можно, чтобы в глаза не кидалось. Но коли выслеживать станут, все едино углядят.

– Тогда торопись! – буркнул князь. – Коли рыцари след взять успеют, ты первым на пиках окажешься.

– Да, господин, да, – поднялся в седло жмудин. – За мной пожалте!

Военная колонна свернула с дороги и втянулась в лес, пробираясь между деревьями, затем скатилась на ровное поле застывшего до весны болота.

– Княже, – окликнул родственника боярин. – Я так мыслю, впереди для нас беды никакой нет.

– Опять? – натянул поводья Крошинский.

– Нет, княже, – покачал головой Лисьин. – Ныне я ничего не чую. Но спокойнее нам здесь пару часов обождать. Коли кто сунется – пусть обоз подалее будет. Полдня выстоим – он и вовсе к Свее уйти сможет. Оттуда его ужо никто не отдаст.

– Опаслив ты больно, Василий Ярославович.

– Береженого Бог бережет.

– Ладно, быть по сему, – кивнул литовец. – Радомир! Вперед пойдешь. За жмудином приглядывай! До сумерек не останавливайтесь. Идите, пока лошади падать не начнут. Остальные со мной.
Холопы опять разобрали копья, замерли, выстроившись поперек протоптанной дороги. Андрей занял позицию на правом фланге, пристроил рогатину в петлю и замер, глядя перед собой. Над лесом повисла тишина. Зверев сразу почувствовал, как у него потяжелели веки. Усилием воли он поднял их раз, другой, а потом решил, что не будет ничего страшного в том, что он немного посидит с закрытыми глазами. Веки опустились – и юноша наконец-то оказался в своей маленькой, уютной комнатушке размером аккурат с постель, в которой спал он в усадьбе. Он пытался включить компьютер – но тот никак не реагировал на щелчки клавиши.

– Что, добаловался? – услышал он мамин голос, оглянулся.

В этот раз все было, как обычно. Мама стояла в халате, с прихваченной двумя заколками красивой передней прядью.

– А чего света нет? – спросил он.

– Ума у тебя нет, новик, – ответила мама. – Говорила я тебе, учи математику! Пошел бы в институт, поучился лет пять, стал инженером. Сидел бы спокойно каждый день с девяти до шести в белом костюме, вечером пиво пил перед телевизором, на диване венгерском спал. Квартиру к пенсии купил бы однокомнатную. А не выучил интегралы – вот тебя в армию и призвали. Сиди теперь, как дурак, на морозе.

Мама с силой стукнула его в лоб – и он проснулся. В лесу стояла звенящая тишина. Было слышно, как где-то далеко-далеко, может быть, даже за горизонтом деловито стучит дятел. А может, и не дятел. Может, это трещали на морозе вековые русские сосны. Справа и слева в седлах клевали носом холопы, да и лошади выглядели странными, свесив головы и лишь изредка подергивая ушами.

– Отец, нам долго еще тут сидеть? – громко поинтересовался Зверев.

Боярин вздрогнул, поднял голову, тряхнул ею, вскинул к глазам ладонь, глядя на небо:

– Да, пожалуй, и хватит… Все, братцы! Не будет за нами погони. Уходим!

Несколько часов ожидания в засаде дали людям и скакунам немного драгоценного отдыха, и теперь все чувствовали себя куда бодрее. Кони по уже пробитому санному пути пошли довольно резво, а когда колея вывела к реке – и вовсе перешли на рысь. Русло, покрытое ровным, как бетонка, льдом и расчищенное от препятствий, было идеальной дорогой. Два десятка верст всадники пролетели всего за три часа, задолго до темноты выскочили на тракт, повернули влево и еще через три версты нагнали усталый санный обоз.