Князь

— Белый, ставь…

Боярин пришпорил коня, умчался метров на триста, выхватил лук и, когда холопы разошлись, одну за другой выпустил три стрелы. Со звонким металлическим позвякиванием они одна за другой, проткнув тонкое железо кирасы, вошли глубоко в дерево.

Андрей прикусил губу, поднял второе ружье, поставил на сошку, прицелился, выстрелил. Чурбак кувыркнулся в снег. Все устремились к горе. И опять на кирасе, доставшейся от убитого крестоносца, осталась только вмятина, пусть и достаточно глубокая.

— Вот видишь, сынок, — усмехнулся с седла Василий Ярославович. — Пустое баловство оно, пищали эти. То ли дело лук! Им ты любую броню пробьешь. Я бьет он куда как дальше, и промахов меньше получается. Бросай ты это дело, не трать время понапрасну.

— Не гневайся, что перечу, боярин, — кашлянул Пахом, — дозволь слово молвить.

— Ну, говори, Белый.

— Стреляешь ты ладно, батюшка наш, спору нет. Да ведь сам ведаешь, чтобы повалить ворога насмерть, ему в сердце али в лоб попасть надобно. Коли не попал, он еще долго драться сможет, пока помрет. В сече ведь боли иной раз и вовсе не чуешь. Пока кровь вытечет, пока силы уйдут. А от такого удара, что из пищали новиковской выходит, любой рыцарь враз из седла вылетит. Да опосля еще дня два отлеживаться будет, пока снова меч в руки возьмет. Жив, может, и останется. Однако же в битву уж точно не вступит. Ты прости старика, что перечу.

— Какой из тебя старик, Пахом? Не прибедняйся. А что после пищального жребия рыцарь весь день лежать будет, так то я и сам понимаю. Однако же пока ты раз из нее пальнешь, я уж весь колчан расстрелять успею.

— Не гневайся, батюшка Василий Ярославович, однако же вспомни, сколько серебра ты за лук свой отсыпал? Оттого у нас их всего пять штук на всю усадьбу. А пищали эти мы вчерась сами за полдня смастерили. Да стволы эти по рублю за пару в любой кузне сделать можно. Чай, не бахтерец, мастерства большого не требует. Ты пищалями такими через месяц каждого холопа снарядить сможешь и казны при этом не растрясешь.

— Этакую тяжесть за ради одного выстрела таскать? — Боярин поморщился и отрицательно покачал головой. — Особливо, когда выстрел морокой долгой предваряется? Заряди, снаряди, зажги. Да еще и попасть с нее надобно. Нет, Пахом. Уж лучше лук еще один купить, нежели полста таких безделиц. Больше пользы выйдет. Ни зелья тебе огненного не надобно, ни свинца, ни тяжести лишней в обозе. Пучок стрел на бок, лук в руку. Коли Бог даст, един лучник и полста ворогов отгонит. А с этого… Раз пальнул, тебя и зарубили. Бросай эту глупость, сынок. Не будет с пищалей толку.

Боярин Лисьин, наверняка гордый успешно проведенным уроком, умчался к усадьбе. Пахом, поднатужившись, водрузил наряженный в кирасу чурбак на пень, принялся выдергивать стрелы.

— Да ты не огорчайся, новик, — утешил он Андрея. — Зелье огненное — штука полезная. Но тяжелая больно. Как самострел. От маленьких проку нет, а большие тяжелые. Зато на стенах крепостных они в самый раз будут. Особливо дробом по пешим ворогам при штурме стрелять. Целые просеки прокладывает.

Спроси батюшку, пусть для усадьбы тюфяка купит. И в Луках Великих можно у воеводы для башни несколько штук истребовать. Вот и натешишься. Ты ведь управляться с этим делом сподручен, все видели. Толковых пушкарей не так много ныне. А маленькие пищалки брось. Не будет с них толку.

— Выдел бы ты пулемет, заговорил бы иначе, — хмуро ответил Зверев. — Любой «Калашников» десяти тюфяков ваших стоит. А калибром — всего семь миллиметров с хвостиком…

Новик замолчал, обдумывая проскользнувшую мысль, потом ринулся к своим ружьям, заглянул в ствол. Калашниковских калибров в него входило три с небольшим по диаметру. А если по кругу — то и все пять получатся.

— Пахом, со мной пошли. Остальным вели десять чурбаков в ряд в полушаге друг от друга расставить. Догоняй!

В этот раз пули пришлось отливать. Матушка после недолгих уговоров согласилась отдать на растерзание тяжелое свинцовое корыто для замачивания белья. Андрей с Пахомом отнесли его в кузню, отрубили край обычным топором, расплавили на углях в железном ковше. Новик пальцем в земле сделал два десятка выемок — в них и разлили. Подождали, пока остынет, выковыряли. Пахом продолжил литье, а Андрей принялся катать пули кувалдой по наковальне, придавая круглую форму. Час работы — примерно сотня пуль готова. Калибр — около сантиметра.

— Ну, последний шанс, — высыпал пули в поясную сумку новик. — Не получится — брошу эту дурь с прогрессом и технической революцией. Но один раз все же попробуем.

Пока их не было, холопы выстроили дюжину чурбаков в ровную линию, словно ряд атакующей фаланги, и теперь ожидали продолжения зрелища, негромко переговариваясь. В однообразной зимней скукоте развлечение боярского сына давало хоть какое-то веселье.