Князь Александр Невский

– Шведский ярл Биргер, зятёк шведского короля, корабли свои привёл. В устье реки Невы они встали.

– Откуда ведомо? – нахмурил брови князь. – Гонцы донесли?

– Да если бы! – махнул рукой Сава. – Похоже, мы их проспали! Подплыли тихо, что твои рыбы… А гонец их же и прискакал. Поутру в ворота постучался. И вот грамоту привёз.

С этими словами молодой воин протянул Александру свёрнутую в трубку бумагу.

Князь взял её, не спеша развернул:

– Мало мне того, что татарский язык изучать собираюсь, чтоб с погаными разговоры вести, так, выходит, ещё германский учить надо? Хорошо хоть язык у немцев со шведами, почитай, один и тот же. Боярин Фёдор Данилович, ты ведь эту тарабарщину разумеешь. Прочти-ка!

Фёдор Данилович принял из рук князя бумагу:

– «Если можешь, сопротивляйся мне. А я уже здесь и беру в плен землю твою». Ах ты, морда наглая, бусурманская! В плен он нас, вишь ты, берёт! А ты сперва победи нас!

Александр неожиданно разразился смехом, причём хохотал с искренним весельем.

Отсмеявшись, он вытер тыльной стороной ладони увлажнившиеся глаза. Потом воскликнул:

– Нет, что хотите, говорите, а рыцарей я люблю! Уж до чего в себе уверены, до чего наглы, что сами же себе яму роют. Ведь пришли тихо, пристали к берегам нашим внезапно. Кажется, всё сделали: ударь внезапно, вот тебе и Новгород! Сил-то у нас не так уж и много, и они ведь, окаянные, знают это! Так нет же – грамоту присылают: мол, мы здесь и возьмём вас голыми руками. Так вот теперь уж и не возьмёте… Сами ж упредили. Так что, не взыщите.

– Но мы ведь всё едино не знаем, где именно они встали! – с досадой бросил Сава.

– Ну, это разведать не так уж сложно, – пожал плечами князь. – На Неве удобные места по пальцам сосчитать. Да и разведчики наши, думаю, своё дело сделают. Что, Сава, стоишь? Рать иди поднимать, отряды сбирать. Ну, ступай, ступай! Это тебе не в женскую горницу ломиться! Давай! А я нынче к литургии пойду. Перед таким испытанием нельзя не помолиться.

Спустя полчаса князь Александр стоял на коленях перед алтарём, склонив голову, и молился. В его глазах стояли слёзы, но не печали, а гнева. Он осенил себя крестом, когда же начал читать молитву, его голос задрожал:

– Боже славный, праведный, Боже великий, крепкий, Боже предвечный, сотворивший небо и землю и поставивший пределы народам, Ты повелел жить, не вступая в чужие пределы! Суди, Господи, обидящим меня и побори борющихся со мной, возьми оружие и щит, восстань на помощь мне!

Перекрестившись, князь медленно поднялся с колен. На нём уже были боевые доспехи, только шлем лежал рядом на полу, он поднял его и подошёл к алтарю. Подойдя, приложился к нескольким иконам Деисусного ряда[28].

В стороне перед алтарём молились в это время двое монахов. До сих пор они старались не отвлекаться от молитвы и не проявлять досужего любопытства к другому молящемуся, пускай и к князю. Но тут один из них, уже пожилой инок, тихо прошептал на ухо другому:

– Первый раз в жизни вижу, чтоб человек в этом храме сумел Деисус поцеловать! Это ж какой рост-то иметь надо!

Монах помоложе сдержанно улыбнулся и осенил себя крестом:

– Вот такого князя послал нам Господь во утешение наших скорбей, отче! Слава Тебе, Господи!

Приложившись к иконам, князь Александр вновь осенился крестом и пошёл к выходу из храма. Но путь ему преградил строгого вида епископ – владыка Спиридон. Несколько мгновений он молча смотрел в лицо молодому князю. Александр сложил руки, склонясь под благословение:

– Благослови, владыко!

Епископ молча осенил его крестным знамением. Но не отступил с дороги и, когда князь выпрямился, тихо спросил:

– Сыне, что сие означает? Вся площадь перед храмом полна. Откуда столько ратников?

– Это вся моя рать, владыко Спиридоне, – отвечал князь. – Я вчера послание получил от шведского ярла Биргера. Отписал мне сей надменный рыцарь, что идёт взять земли мои.

– Просто так взять? – нахмурившись, уточнил епископ.

– Ну да, будто бы они ему принадлежат. А только что гонец прискакал от ижорского воеводы. Сообщает тот, в каком месте корабли Биргеровы к Неве пристали!

На лице Спиридона невольно явилось возмущение, но потом появилось сомнение:

– То есть написал, что прийти сюда собирается, а сам уж пришёл – так, что ли?

– Так, отче.

Но епископ всё ещё сомневался:

– А этот воевода… он не в обман ли впал? Не померещилось ли ему в темноте-то? Может, то просто суда купеческие пристали?

Александр покачал головой:

– Он не мог ошибиться. Ты знаешь этого воина, отче Спиридоне. Помнится, сам и крестил его. Родом он из чухонцев, но православный. Зовут его Пелгусий, а по-нашему – Филипп.

Епископ кивнул:

– Да, его я знаю. Так ты, значит, хочешь устрашить ярла шведского? Но не мала ль в таком случае твоя дружина? Сколь людей-то?

– Без малого тысяча. Нет, отче, не мала. Мог бы я призвать новгородцев да суздальцев и прихода их дождаться, мог бы и ещё собрать отряды. Только тогда поздно будет. Силы шведов велики, и разбить их можно только внезапным ударом, только пока они не ждут нападения.

Спиридон странно улыбнулся, начиная понимать.