Князь Арнаут

Нетрудно дать согласие принять власть в Антиохии и обвенчаться с семилетней девочкой (пока доехал, ей уже и восемь стукнуло), даже если самому тебе уже тридцать шесть. Но как добраться в далёкую Сирию, если на Средиземном море едва ли не безраздельно властвуют корабли ромеев да, что ещё хуже, Рутгера Сицилийского?

Ну и что ж с того, что он свой? Ну и что, что радетель римской церкви и родич европейских монархов? Ну что ж с того, что не раз силами своего флота помогал воинству христову в Палестине да и иных населённых язычниками местах? Рутгер в марьяжном вопросе не друг, а скорее враг властителям Утремера.

Заглянем ненадолго в прошлое, ибо там и скрывается корень зла, заставляющий сицилийского короля не желать Сирийской Наследнице поскорее обрести мужа. «Рутгеру-то какое дело? — возможно, спросите вы. — У самого земли полно и хлопот, как у каждого властителя со своими непослушными вассалами, хватает! Чего ему надо в Сирии, что он там забыл?»

Не спешите, тут дела родственные. Впрочем, это одно, а предлог для обиды у Рутгера имелся, и, как ни крути, довольно весомый. Вот скажите, вольно ли было королю Бальдуэну Первому на старости лет жениться на вдовствовавшей графине Аделаиде, матери графа Рутгера, будущего короля Обеих Сицилий? (Так иногда называлось новообразованное королевство, включавшее в себя кроме острова ещё и Юг Италии, Калабрию и Апулию — Норманнское Королевство Сицилия). А коли женился, так будь добр уважать достоинство и права супруги, вести себя как подобает, делать всё честь по чести! А то... богатое приданое истратил и... разонравилась жена.

Впрочем, и властителя Иерусалимского понять нетрудно, ему деньги позарез понадобились, потому что у королей так всегда — всем дай, будто под троном сундук, а в нём сокровищ не меряно!

Да и то сказать, всегда Бальдуэну не хватало, когда ещё и королём-то он не был, наверное, и не мечтал даже! В юности ещё в Эдессе пригрозил первому своему тестю, что сбреет бороду. А для армянина или грека безбородый зять — позор хуже нет, пришлось старику раскошелиться на тридцать тысяч золотых, но и он не дурак оказался, взял с зятя клятву, что тот навсегда останется при бороде. Клятва — Бог с ней, только вот и без неё второго покупателя на растительность на лице Бальдуэна в году от Рождества Христова 1113 не находилось, может, потому, что поседела?

Случилось так, что спустя четыре года после свадьбы Бальдуэн, двадцать лет без устали сражавшийся с неверными, заболел на обратном пути из Египетского похода. Подданные стали поговаривать, что это Божья кара за двоежёнство. А патриарх так прямо и заявил: «Не отошлёшь сицилийку домой — умрёшь нынче же!» Тут бы королю и спросить что-нибудь вроде: «Скажи-ка пожалуйста! Ты-то что понимаешь? Тоже мне, врач выискался!», но... годы брали своё.

Бывшая супруга армянка, хоть и давно уже предавалась безудержному веселью при Константинопольском дворе, где вела жизнь, прямо скажем, не добродетельной дамы и никак не мужниной жены, брачные узы, связывавшие её с супругом-королём, расторгать не спешила (ещё бы, дуру нашли, с таким мужем разводиться!). Вот и получалось, что, как ни крути, а факт двоежёнства налицо! Такое у неверных в обычае, а христианнейшему королю не пристало гаремы заводить. Словом, накинулись со всех сторон, и не выдержал воин, отослал Аделаиду домой, ну, сынок и обиделся. Да так, что спустя двадцать лет (Бальдуэн-то на следующий год умер, хоть и послушался патриарха) всё забыть не мог.

Однако рискнём не поверить в столь гипертрофированную, просто-таки болезненную злопамятность Рутгера, посмотрим на причины обиды под другим углом. Ну скажите-ка на милость, почему это судьбу Сирийской Наследницы решают Людовик Французский да Генрих Английский, если прадед Констанс, Роберт Гвискар, и отец короля Рутгера, граф Сицилии Рутгер д’Отвилль, — родные братья? Ну и что, что оба давным-давно покойные? Его-то, короля Рутгера Второго, спросить всё равно были обязаны! И не только спросить, у сицилийца имелись свои виды на антиохийское наследство, не мог он допустить, чтобы контроль, а то и вовсе прямая власть над ним досталась его злейшему врагу, базилевсу Иоанну Комнину.

Вот в какую глубь веков заглянули мы, стараясь понять, почему знатному жениху княжны Констанс, Раймунду, пришлось прикидываться помощником купца, чтобы добраться по морю до невесты. (Посуху в ту пору всего вернее было вообще никуда, кроме турецкого плена, не добраться).

Ну, главное, добрался всё-таки, теперь уж все мытарства позади, всё ясно, впереди свадьба, а за ней, как водится, веселье да пир горой, а потом уж дела государственные: война с врагом, да суды княжеские, церковные устроения и опять-таки пиры, а куда ж без этого?

Всё так, да не спешите, сир Раймунд, расслабляться до поры, до времени.