Князь Барбашев (СИ)

Андрей со своими людьми с лесопилкой провозились до вечера. Ломать, оно, конечно, не строить, но и ломать иногда с умом надо. Когда всё было описано, зарисовано, снято и аккуратно в сани сложено князь отправился в панскую усадьбу. Вспоминая насмешливые взгляды отдыхающих ратников, лишь грустно усмехнулся. Ну да, с их точки зрения вся эта андреева волокита и выеденного яйца не стоит. Сколько раз в прошлых походах им приходилось жечь что-то подобное, и никто даже не думал, чтобы это забрать, уж слишком много места оно занимает. А уж об том, что вывезенное можно устроить у себя и потом на нём неплохую деньгу делать и думать не думалось. Просто не доросла ещё местная военная мысль до такого понятия, как вывоз промышленности с захваченной территории. Да что там говорить, если и позже русичи умудрились у немцев, которые заводик чугунолитейный с дутьём поставили, не перенять технологию, "не углядев" водяное колесо нагнетающее воздух в домну, отчего почти на век отстали в этом от европейцев. И ведь при этом понимали, что в иных землях лучше делают и мастеров иноземных никто не трогал - наоборот приглашали в больших количествах, правда, не всегда их на Русь пропускали, но всё же...

Так что Андрею оставалось только пожимать плечами и делать по-своему.

В усадьбе их уже ждала банька, в которой они до одури хлестались вениками, смывая грязь и пот, да знай успевали поддавать на каменку, нагоняя жар, чтобы потом, расрасневшиеся, в чём мать родила, выскакивать наружу, ныряя в снег, а остудившись, снова лезть назад. Пока же воины парились, местные бабы тем временем, под приглядом Якима с Мишкой, занимались одёжкой, сначала ратников, а потом и самих возчиков, выпаривая из неё вшей и стирая.

Потом был вкусный ужин, а уж после него Годим приволок в горницу местного управляющего, высокого и худощавого немца, с неоригинальным таким именем Генрих. Слегка помятый при взятии, тот стоял перед княжичем, понуро опустив голову. Чуть сутуловатый, как большинство высоких людей и с очень запоминающимся носом (ну прям как у Боярского), он мысленно проклинал свою судьбу, заставившую его, студента из университета славного города Кёльн, почти что бакалавра наук, стоять перед малолетним варваром и ждать решения своей участи. А ведь ему совсем чуть-чуть не повезло. Уже спеша укрыться в ближайшем замке, он по пути заскочил сюда всего лишь что бы забрать из усадьбы хранившиеся тут деньги. И надо же было такому случиться, что именно в этот момент проклятые схизматики ворвались в местечко. Ну заедь он вчера или наплюй на казну и спал бы сейчас спокойно за стенами, а ныне вынужден был сидеть связанный вместе с теми, кем ещё вчера командовал. Плен, он ведь всех равняет.

Никакого почтения к истинному европейцу у Андрея, разумеется, не было. Впрочем, и в прошлой то жизни он не понимал стелящихся перед ними. Он бы запросто оставил его в холопах или продал тем же татарам (запрет на такую торговлю ведь только на православных распространялся), но немец, хоть он и не знал этого, видимо родился под счастливой звездой.

Когда-то, ещё в советской школе, учил Олежка немецкий язык. Ну как учил? Как все, по студенческому принципу: "нам не нужен лишний бал, лишь бы отпуск не пропал". Хотя язык, чего греха таить, давался ему легко. То-то учитель вечно был недоволен, говоря, что если б не лень, то Олег мог бы уже давно свободно говорить по-немецки, хотя ниже четвёрки тот по его предмету не получал. Потом, уже в училище, он учил английский, но всё по тому же принципу студента, и только годы спустя, уже став вахтенным офицером, более-менее вынужден был подтянуть свои знания, чтобы относительно свободно общаться с портовыми службами, лоцманами и встречными кораблями. Хотя большинство его сослуживцев в этом вопросе были ни в зуб ногой, пользуясь при переговорах услугами прикомандированных переводчиков, если таковых давали, или изыскивая другие способы. К примеру, на кораблях, где служил Олег, иной способ был прост: крайняя перед иноземным портом вахта всегда была расписана за ним.