Князь Барбашин 3

Предчувствие не подвело кормщика. Спустя ещё пару часов стало понятно, что корабли идут к острову и, возможно, с них вскоре разглядят занятых работой русичей и их корабли. Хотя ещё оставалась слабая надежда, что неизвестные пройдут мимо и встанут на якорь севернее, где была ещё одна удобная бухта, которую, по словам того же француза, использовали для стоянки куда чаще. И госпожа Удача сжалилась над ними, неизвестные корабли действительно прошли дальше и спустя несколько довольно напряжённых часов, скрылись за береговой чертой, так и не заметив затаившихся русских. Но в свою трубу Лонгин при их проходе подметил одну деталь: второй корабль был явно изрядно потрёпан и нуждался в хорошем ремонте. А значит, ребятки совсем недавно были в бою. И поскольку они не свернули в сторону португальской колонии, где имелась верфь, то были они точно не португальцами. И в мозгу у Лонгина буквально на ходу созрел план. Раз это были французы (а больше в этих водах пока что никто, кроме них и португальцев не обитал), то Лонгин, согласно каперской грамоте, имел полное право атаковать их во славу императора, и плевать, что в трюмах у них, скорее всего, добыча с португальских купцов. Кому в том же Бильбао это будет интересно!

Тщательно обдумав все за и против, он вызвал к себе полусотника абордажной партии с "Полярного лиса" и велел тому отправить людей, пробежаться вдоль берега, да посмотреть, не пристали ли где к берегу недавние гости. Полусотник усмехнулся в бороду и быстро подобрал самых молодых и выносливых для выполнения поставленной задачи.

И хотя остров, на котором "отдыхали" русичи был небольшой, всего тридцать вёрст в длину, но и их за час не пройдёшь, тем более, что сделать это нужно весьма скрытно. Так что возвращение разведчиков пришлось ждать долго. Только под утро они вернулись обратно, но их известие лишь укрепило мысль Лонгина. Французы и вправду встали в дальней бухточке и теперь занимались тем, что вытаскивали повреждённый корабль на отмель для кренгования. И напасть на них в этот момент казалось решением само собой разумеющимся. Главное, чтобы они не обнаружили слежку, ведь тогда весь расчёт на внезапность рухнет в тартарары.

Весь день моряки спешно заканчивали работы по очистке днища "Полярного лиса", попутно затаскивая обратно вытащенный с корабля груз и пушки. И успели-таки закончить покраску до начала прилива, нанося последние слои уже буквально стоя по грудь в прибывающей воде. Зато хорошо отдохнувший за день пехотный отряд в ночь, по холодку под руководством полусотника отправился к месту вражеской стоянки, а вот корабли вышли в море только с утра, при отливе.

Оставленные у французского лагеря разведчики встретили пехотинцев задолго до места стоянки и поделились последними новостями. Вели себя французы довольно беспечно, и хоть и выслали отряд за мясом, но в основном сидели в лагере безвылазно, старательно трудясь над повреждённым судном, который уже лежал на берегу, опрокинутый на бок. Привычно усмехнувшись в бороду, полусотник велел всем затаиться и ждать появление своих кораблей.

Те, впрочем, долго ждать себя не заставили. Уже к обеду в лагере французов начался переполох, вызванный их появлением на горизонте. Рослый, горбоносый человек в одной рубахе, расправленной поверх штанов, тут же начал отдавать приказы, то и дело указывая то на покачивающийся на якоре свой корабль, то на приближающиеся русские корабли. Как успел заметить полусотник, французы, в отличие от русских, не стали озадачиваться созданием береговой батареи, да и вообще съёмом пушек, просто перенеся их вместе с грузом на один борт. И в результате артиллерия одного из кораблей теперь оказалась полностью бесполезна. Видимо, не сильно португальцы тревожили в этих водах незваных гостей.

Наконец суматоха в лагере французов прекратилась, и большая часть людей поспешно убыла на стоявший на рейде корабль, явно собираясь дать бой неизвестным гостям, а оставшиеся продолжили ремонт повреждённого судна. И они уж явно не ожидали, что враг грозит не только с моря.

Бой начался холостым выстрелом с "Песца". Это был сигнал для пехотинцев атаковать лагерь на берегу. Никто не интересовался видовой принадлежностью противника, не слал парламентёров и вообще, не страдал излишним гуманизмом. Как пел ещё не родившийся Высоцкий: "К чему гадать - любой корабль враг!". Можешь напасть - нападай, не можешь - беги! Так что бой начался без всяких предисловий.