Князь Барбашин (СИ)

Камские вотчины продолжали быстро расстраиваться, ведь большая часть прибыли шла именно на них. Начатые буриться ещё до налёта Кулуг-Салтана две новые скважины были, наконец-то, закончены и обставлены варницами, точно по рецепту бывших в иной реальности владельцев Соликамска – Строгановых. То есть по четыре на каждую скважину. В результате этот год стал первым, когда соляное производство вышло на полную мощность, дав, с учётом бедной на рассол боровской варницы, аж 401'280 пудов соли, что принесло в княжеский карман 5'878 рублей чистой прибыли. Можно было и больше, но почти тысячу рублей съедали вечно голодные мурзы и беки Казанского ханства, через чьи таможни приходилось проводить суда. Да и главной бедой было то, что денежный рынок на Руси не был развит так, как ему хотелось бы, а потому серебром из этой суммы едва пятая часть набралась. А всё остальное по бартеру пошло. Разумеется, брали не абы что, а весьма нужное и полезное, но всё одно, серебром было бы куда сподручнее.

Но главное было в другом: хоть эта сумма и была куда меньше, чем дало каперство, но этот доход обещал стать стабильным на многие годы вперёд. Ведь большая часть добываемой русской соли, как это ни прискорбно, была всё же некачественной, потому как из-за большого количества примесей часто горчила на вкус. А соль же, добываемая из рассолов на Урале, в большинстве своём была чистой, без горчинок, и оттого пользовалась на рынке большим и устойчивым спросом. Так что становилось понятно, что забыли в этом краю Строгановы, и откуда взялось их приснопамятное могущество.

Кстати, молодого Анику за эти годы андреевы прознатчики сумели-таки отыскать, и теперь князь негласно присматривал за ним. Парень не подвёл и, как и в ином варианте истории, уже вовсю развернулся в Сольвычегодске, подминая под себя конкурентов, доводя многих до полного разорения. Что ж, в виду того, что Соликамск ныне стал Княжгородком и принадлежал Андрею, было интересно посмотреть, куда молодой Аника направит свой взор теперь. И очень бы не хотелось схлестнуться с ним из-за местных земель. А вот предложить совместный промысел на берегах того же Студёного моря, наверное, стоило. Уж там точно их интересы пересекутся в ближайшие годы.

Но это планы на будущее, а пока что Игнат продолжал свой доклад.

Поисковики Ядрея отыскали ещё три места, где обещался неплохой выход соляного раствора, вот только одно из них уже было помечено людьми Третьякова. Настырный промышленник всё никак не хотел признать, что в округе появилась сила, бодаться с которой себе дороже, ведь когда-то он был тут самый богатый и влиятельный человек, с которым уважительно говорили даже усольские воеводы. И до поры до времени он мог справиться с любым возомнившим о себе и поднявшим слишком высоко голову конкурентом. Но к той интервенции деньгами, людьми и силы, что совершил Андрей, он оказался не готов. Не потому что был глупее, а потому, что просто не выдержал темпа. Там, где Андрей горевал из-за медлительности исполнителей, Третьяков терялся из-за скорости проводимых работ. Нет, будь у него хорошая подушка безопасности, он бы успел адаптироваться к новым условиям так, как это сделали все, кто подолгу работал с Андреем, но вот именно её-то у него и не было. А попытка решить дела по иному, привела к тому, что из тайги вдруг выскочили немирные вогулы и пустили по ближайшим варницам (большинство из которых оказались к несчастью третьяковскими) красного петуха, после чего быстро скрылись обратно, потому что из Усолья по их души вышел воеводский отряд, усиленный княжеской дружиной.

После того инцидента отношения у Игната и солепромышленника перешли в стадию этакой "холодной войны", а потому коль приглянувшееся место оказалось занято, то и претендовать на него, по крайней мере, пока, Игнат не стал. А Андрей действия послужильца одобрил. При игре в долгую Третьякову ничего не светило, а значит, пусть уж он вложится в бурение и постройку, а там видно будет.

Но больше всего внимания у Андрея занимала школа.