Князь Барбашин

В результате всех перипетий городок, как и поток товаров через него, рос от года к году. И не навариться на подобном Васько никак не мог (да и московские кураторы "советовали" ему не теряться). А потому, пользуясь своим положением, он начал аккуратно скупать строившиеся на местной верфи речные суда и отправлять их в столицу, где нанять корабль было определенной проблемой. Потому как хорошие корабли стоили дорого, а для того, чтобы отправить товар в город, где его, несомненно, купят втридорога, следовало изначально изрядно похлопотать. Любая транспортировка груза всегда связана с расходами: следовало платить совершенно различным людям, запасаться едой, вести переговоры с откупленными таможнями, доказывать, что твой товар ни в коем случае нельзя облагать дополнительной пошлиной и по возможности ссылаться на привилегии королей начиная с Казимира, по ныне правящего монарха включительно.

Оттого виленские купцы и шляхта начинали заключать контракты на доставку товаров в устье Немана с ранней весны, и на первые фрахты в марте месяце цены взлетали буквально до небес. Что было резонно – первый товар можно было сбыть дороже, поэтому гонка за хорошие суда начиналась еще задолго до вскрытия рек и отплытия первых торговых караванов. И зазевавшиеся в этом деле оказывались в большом проигрыше: им доставались суда старые, рассохшиеся и с дурными экипажами. Что только повышало риски – нередко старые витины и струги, отправившись вниз по реке, исчезали совершенно бесследно к вящей радости и прибыли близко живущего местного населения, которое, в свою очередь, напрочь утрачивало разговорчивость и вообще желание общаться с посланными на розыски чиновниками.

Но кроме этого на реке процветало и пиратство. Самое настоящее! Нанятые отдельными купцами разбойники проявляли чудеса изобретательности: то заманивали якобы терпящим бедствие судном, то изображали в местах стоянок эпидемию, чтобы заманить купцов в более тихое место. Криминальный союз купечества с разбойниками был весьма выгоден обеим сторонам. И бороться с ним было делом нелёгким. Но и тут русневский войт сумел отличиться. По наводке своих московских доброхотов, он напал на лагерь одной из крупнейших речных банд и полностью разгромил его, неплохо поправив свои дела за счёт пиратской добычи.

А после, пользуясь тем, что королём Александром было устранено ограничение на строительство в княжестве православных храмов, построил в пику католической кирхе церковь Николая Чудотворца, при которой была организована и книгопечатная мастерская. Появление Друцкого Евангелия в печатном виде (оставшийся в Литве городок был изрядно разграблен перед уходом русских, но ценную книгу из собора Святой Богородицы местному келарю удалось спасти), так вот, появление печатного образца вызвало большой ажиотаж среди православной части шляхтичей. А князь Острожский, который был главным борцом за права православных подданных великого князя литовского, даже начал переписку с бывшим смоленским бояричем на тему распространения благого дела по всему княжеству. И, разумеется, Васько был совсем не против.

Вот так постепенно обрастая связями и деньгами молодой Ходыкин, в отличие от иной истории, постепенно превращался из шляхтича "доброго" в "можновладца". И в скором времени его карьера сделала новый шаг вперёд. Войт – должность, конечно, достойная, но права участвовать в Раде не давала. Зато Поморское воеводство делилось на три староства, а наиболее значащие старосты среди панов-рады уже встречались. А кто скажет, что Русневское староство с единственным портом (Паланга с её логистикой тут явно не в счёт) малозначащее? Так что это назначение стало для Васько первым шагом к главному органу управления всем великим княжеством Литовско-Русским и Жемойтским.

И никому в Литве не было известно о вопросе, заданном в далёкой Москве потягивающим сладкий херес из стеклянных бокалов парнем с интересным именем Филон:

– А не слишком ли дорого обходится нам этот боярчонок, княже?

На что его собеседник с усмешкой ответил:

– Пока да, но если он войдёт в Раду, то такой агент влияния быстро отобьёт все вложения. Я уже не говорю про ценность передаваемой им информации. И чем выше он будет подниматься, тем больнее ему будет падать. А потому он сделает всё, чтобы в Раде не узнали о его делишках.

– Да понимаю я, – печально вздохнул безопасник. – Но как-то это всё… – тут он замялся.