Князь Димитрий Донской – надежда народа русского

Разогнали коней поединщики, как вихрь устремились навстречу друг другу, нацелившись копьями… вот сшиблись! От страшного удара разлетелись у обоих щиты вдребезги, кони встали на дыбы. Поначалу никто и не понял, что случилось. Но тут же радостным криком отозвалось русское войско: Челубей, насквозь пронзённый копьем, повалился наземь. Убит! Александр Пересвет качнулся, зажимая ладонями страшную рану, склонился на шею коня, но всё-таки удержался в седле.

– Жив?

– Ранен?

Смертельно раненый, воин-инок вернулся к своим. В глубине рядов, за спинами товарищей, сняли его с седла и положили на траву. Там он в последний раз в земной жизни взглянул на небо…

Два войска двинулись друг на друга. От тучи стрел в воздухе померкло. Трещат копья, звенят мечи. Такая теснота, что не вздохнуть.

Всей силой ордынцы ударили на Большой полк.

– Не устоят руссы! – радуется Мамай. – Гнутся их ряды!

Не удержался бы Большой полк, да выручил Глеб Брянский – бросился на подмогу с владимирцами и суздальцами. Рубился там и псковский князь Андрей Ольгердович – хотя был он уже немолод, однако под его ударами враги так и валились замертво. Устоял Большой полк, не двинулся с места!

Только ордынцы навалились на полк левой руки. Худо пришлось Глебу Брянскому!

– Пора! Пора и нам ударить! – тревожился Владимир Серпуховской. – Ишь как наших бьют! Что же мы медлим, воевода?

Железной рукой воевода Боброк ухватил под уздцы княжеского коня.

– Рано, – молвил он.

Не удержался полк левой руки, оторвался от своих и бросился бежать. Ордынцы – за ним. Прорвались к холму, где стояла княжеская свита, опрокинули знамя, перебили бояр и дружинников. Там, изрубленный, пал мёртвым Михаил Бренок…

– Загонят ордынцы наших в реку и всех утопят, а там, чего доброго, выйдут в тыл Большому полку! – вскричал Владимир Серпуховской. – Пора, Боброк, не то беда будет!

– Погоди, князь, – ответил тот. – Скоро, да не споро…

Теснимые неприятелем, остатки полка левой руки отступили к реке Непрядве. В горячке боя, рубя на скаку, неслись за ними вражеские всадники. И наконец случилось то, на что и рассчитывал Боброк: ордынцы, увлечённые преследованием, повернулись спиной к дубраве, в которой стоял засадный полк.

И тогда воевода крикнул:

– Час настал, братья и други! Вперёд!

Вихрем вырвалась из дубравы русская конница, ударила ничего не подозревавшим ордынцам в тыл. Смешались вражеские ряды. Некого было Мамаю отправить на выручку своему погибавшему войску – все силы он бросил на то, чтобы смять Большой полк. Уцелевшие ордынцы в страхе побежали с поля битвы.

Как приливная волна, захлестнули русские ратники холм, где стоял ханский шатёр. Сам Мамай едва спасся с маленькой свитой. Доходили потом слухи – бывшие союзники сами его и утопили в Чёрном море.

Победа!

Целых пятьдесят вёрст гнали воины отступавших. Потом поворотили коней и поехали обратно на Куликово поле – подбирать раненых и убитых. Тогда спохватились:

– А где же великий князь?

Нашли убитым Михаила Бренка; кто-то сказал, что видел князя Дмитрия в Большом полку, кто-то – что сражался он вместе с белозерскими князьями. Все принялись за поиски. И наконец раздался крик:

– Жив великий князь!

Лежал князь Дмитрий в роще, под срубленной берёзой – без памяти, но живой. Шлем на нём был смят, кольчуга прорвана, однако ни одной тяжёлой раны на князе не нашли. Не за страх, а за совесть трудились русские оружейники!

Велика была победа, велика и печаль. Не сотни – тысячи ратников пали на Куликовом поле. И князья были среди них, и бояре, а сколько простых людей – «имена их Ты, Господи, знаешь». Одних повезли хоронить в родные края, других – про кого неведомо было, чьи они и откуда – с почестями погребли в братских могилах. В знак печали все склонили головы…

Разорение Москвы

Ждали все передышки – а из Орды пришёл очередной указ, от нового хана, Тохтамыша! Благодарил тот Дмитрия за победу над его соперником Мамаем, называл себя законным правителем Орды и велел Руси платить дань по-прежнему. Князь Дмитрий решил держаться стойко: дани не послал и в Орду на поклон не поехал.

– Не для того мы на Куликовом поле сражались, чтобы ханам кланяться!

Тогда Тохтамыш, тайно переправив своё войско через Волгу, пошёл на Москву.

Не мог великий князь быстро собрать большую рать – всего два года прошло после Куликовской битвы. Уехал он в Кострому, созывать воинов на подмогу. А новости день ото дня приходили всё хуже: Тохтамыш жёг деревни и сёла, уводил жителей в плен. Со всех сторон люди бежали в Москву, чтоб укрыться за каменными стенами. На совете решено было никого из города не выпускать, всем готовиться к обороне. Дозволили отбыть только княжеской семье – Евдокии с малыми детьми. На стены тащили камни, чтоб спускать их на головы осаждающим, кипятили в котлах смолу, ладили луки и самострелы.

Первый натиск москвичи отбили. Тогда Тохтамыш решился на хитрость. Подошли к стенам знатные ордынские вельможи, а с ними – двое родных братьев княгини Евдокии, и сказали так: