Князь Двинский

– По договору только половина будет, батя, – я широко улыбнулся. – Это ты что-то путаешь.

– А не многовато? Кожный объегорить норовит… – с напускной злобой пробормотал великий князь. – Ну давай, дальше хвались, вижу еще чегой-то припас…

– Припас, припас… – я брякнул на стол несколько мешочков с разными каменьями. – Но все это не самое главное. Главное – вот, – и последовательно выложил еще несколько слитков.

А потом, добавил еще пару металлических полос.

– Медь, олово, свинец, – безошибочно определил Иван Молодой. А потом, царапнул засапожником железную полосу и уверенно заявил: – Железо. И доброе!!!

– Разбирается… – с усмешкой прокомментировал великий князь. – Почитай, лучше, чем в государственных делах.

– Добрые знания, – сдержанно похвалил я. – Государь обязан разбираться во всем. Так вот, сие добро главная ценность. Железо – оружье, свое, не покупное. Медь и олово – это бронза, бронза – пушки. А будут пушки, загоним ворогов на небеси, ни одна тварь не пикнет…

В общем, уехали от меня гости дорогие далеко за полночь. Хотя все обсудить так и не получилось. Но это дело такое, успеем. Я планировал еще с Федорой пообщаться по душам, но не сложилось.

Проводив гостей, наведался в детскую.

– Княже… – перепуганные мамки, Дунька и Манька, обе как на подбор, гренадерской стати дебелые девки, с перепугу попадали на колени.

– Да тише вы, дурищи! – прошипел я и ткнул пальцем в просторную люльку, где тихонько посапывали сыновья. – А чего вместе положили?

– Дык… – торопливо зашептала Маняша. – Тока разъедини, такой ор подымают, прям страсть. Уж не гневайся, княже. Переложить?

– Я тя сам переложу! – я погрозил ей кулаком. – Пущай спят.

После чего побрел в спальню ложиться, а там неожиданно обнаружил в постели еще одну сладкую парочку, Сашку с Забавой. Было заподозрил разврат, но не обнаружил даже его следов, дамы мирно спали каждая на своей половинке. Видимо, моей второй зазнобе челядь по незнанию не подготовила достойных покоев, вот девы и устроились вместе.

– Вот те раз. А мне кудой? – я почесал затылок, подумал, потом быстро разделся и осторожненько втиснулся посередине.

И тут же, как по сигналу, Сашка и Забава развернулись, прижались и быстренько устроились на моих плечах. Да еще ноги закинули.

«Может похоти предаться? – неспешно подумал я. – Так это опять уговаривать придется. Не, лениво. Пусть их, хоть отдохну…»

И неожиданно быстро заснул.

А вот утреннее пробуждение, ну никак на доброе не смахивало.

Сначала сквозь сон послышался чей-то громкий шепот, а потом, вдобавок меня стали дергать за ногу.

Вот тут я уже окончательно проснулся, недоуменно уставился на Ванятку, застывшего возле постели, и спросонья рявкнул.

– Вконец охренел, щенок? Тебя куда принесло?

– Сир, молю, не гневайтесь… – горячо зашептал паж. – Тут такое дело… Боярин Старица прибыли… Дело важное…

– Что случилось, Вань? – во сне зашептала Александра.

– Спи… – я осторожно высвободился из объятий, встал с постели и на ходу накидывая поданный Ваней халат вышел из спальни.

Старица уже стоял под кабинетом.

– Зрав буди боярин… – я зевнул и крепко его обнял. – Ну и какого тя, с самого рання принесло?

– Не гневайся, Иван Иванович… – Старица с пасмурным лицом отстранился. – Не по доброму делу я к тебе. Феодора Ивановна занемогла…

– Чего? – я моментально окончательно проснулся. – Чем, когда?

– С рассветом ей худо стало. Все из себя выблевала, даже воду принимать не может. Наших лекарей к себе не подпускает, велит твоего прислать.

– Ваня, живо Августа на ноги. Пусть собирается. Твою же мать! Отравили? Кто?

– Ежели не был ей отцом, на тебя подумали бы… – сурово ответил Старица. – Ужинала у тебя ведь. А дома пищу не принимала, тока пила. Вся ее челядь уже повязана. Мои дьяки ведут дознание. Но пока ничего путнего. Запираются.

– А как государь и княжич?

– Все хорошо, здравы. Но… – боярин с досадой махнул рукой. – Свирепы аки звери лесные, грят ежели не дознаюсь кто… не сносить мне головы…

– Значит не у меня отравили, – сделал я вывод. – Ибо ели все вместе, одно и то же. А в своем поваре я уверен. Так, жди. Сейчас облачусь и поедем…

Через час я уже стоял у ложа Федоры. Выглядела она краше в гроб кладут, бледная как смерть, губы искусаны, скулы заострились. Но в глазах бушевала свирепая злость.

– Как ты, Федюнюшка?

– Сир… – медикус взял меня под локоть и подтолкнул к двери. – Настоятельно прошу, покиньте покои. И вы тоже! Немедля…

Шепча дикие проклятья, я вышел из спальни. Ну суки… на куски живьем попластаю невзирая на лица…

Иван Молодой, обхватив руками голову, сидел на лавке рядом дверью. Откуда-то из соседних комнат слышался грозный рык великого князя.

Я сел рядом и приобнял зятя.

– Не кручинься. Все будет хорошо. Август лекарь знатный.

Иван молча всхлипнул.

– Воды теплой побольше!!! – неожиданно завопил из спальни медикус. А потом сам высунулся, подал мне изящный серебряный кувшин и часто зашептал. – Видите, сир, белый налет на горлышке? Здесь отрава была…

После чего скрылся обратно.

– Что тут? – в горнице появился великий князь. В кафтане нараспашку, поверх исподнего. – Не молчите, ястри вас в печенку!