Князь Федор. Куликовская сеча (СИ)

Ох, и хорошо бежит по реке наш струг, ходко! Не ладья, конечно — но, в конце концов, ладья была бы куда как медленнее. А груза мы все одно взяли не очень много, хватило разместить и на стругах. В остальном же этот тип судна от ушкуев повольников отличает лишь отсутствие «медвежьей головы» — стилизованной скульптуры, обязательно вырезанной на носу любого ушкуя в противовес «змеям» свейских драккаров. Причем ушкуйники на своих судах изобразили голову именно полярного медведя, ошкуя — коий и дал название повольникам…

Ну а что? Русский медведь, звучно же! Это вон свеи пусть ползают по земле, пресмыкаются, жалят исподтишка — мы же и напролом смогем со своей звериной мощью! Ухха-а-а!!!

Главное, что струг идет одной скоростью с ушкуем — и, попрактиковавшись, следуя по верхнему Дону вместе с повольниками, позже мы вырвались вперед всего на один дневной переход. Немного изменился и первоначальный план — теперь мы, прибыв в Тану в любое время дня, проведем в ней также весь следующий день — ну, и как видно, пару ночей. В тоже время на Елизаветинской косе оставим пост из трех человек — и те встретят ушкуйников огнем сигнальных костров, чтобы последние не совались к Азову при свете дня. И во сколько бы повольники не подошли бы к косе, они останутся подле нее и на ночь…

За исключением небольшого казачьего струга с грузом соленой рыбы! Последний с дружиной казаков (большинство которых сражалось на Куликовом поле) присоединился к нашей флотилии еще в Гребне. До этого казачьего городка, расположенного в верховьях Дона, мы как раз и дошли вместе с ушкуйниками… Казаки вряд ли вызовут у генуэзцев и венецианцев (фрязей) какие-либо подозрения. Так что экипаж струга, проникнув в Тану под видом торговцев рыбой, предупредит нас о прибытии ушкуйников, да усилит диверсионный отряд…

Что особенно актуально после понесенных в стычке с татарами потерь! Если я не досчитался четверых дружинников убитыми и еще двоих увечными (то есть их раны не позволят ратникам вступить в бой), то число повольников сократилось едва ли не на десяток… Целиком погиб их дозорный пост в самом начале боя — а сильно пораненный в сече Добрыня с парой ближников умерли уже в пути; ушкуйников теперь ведет Мишаня, как самый грозный и авторитетный среди моих дружинников.

Плюс дозорный пост на Елизаветинской косе также повольникам выставлять…

Короче, две дюжины казаков с «рыболовецкого» струга придутся нам очень кстати!

Так вот, упредив нас о прибытии, ближе к рассвету очередного дня ушкуйники должны стронутся с места и тихо подобраться к Тане, следуя по стреженю реки без весел и лишнего шума… И ведь получается, что если они достигнут «косы» завтра к вечеру (очень хорошо, ведь так гораздо меньше шансов, что за ночь их успеют обнаружить!) — то уже послезавтра утром начнется штурм! Мы нападем на воротную стражу на рассвете — и, перебив ее и открыв ворота, подадим условный сигнал зажженным факелом, да кличем пустельги. Если все пойдет по плану и ушкуйники успеют вовремя подойти к городу, успех предприятия практически обеспечен. Если нет, и что-то пойдет не так… Что же, тогда придется прорываться к причалам и спешно уходить, пока фрязины не очнулись…

— Да! Это Азак, братцы! Мишаня, заворачивай к косе, Никитич — кидай якорь, ждем наших!

— Да княже!

Якорь практически без всплеска ухнул в воду, в то время как кормчий повольников начал заворачивать второй струг к косе… Я же принялся во все глаза рассматривать довольно большой по местным меркам город, открывшийся за крутым изгибом Дона… Особенно огромным он кажется после крошечных по сравнению с ним казачьих городков! И даже «стольные» грады вроде Нижнего Новгорода или Рязани по сравнению с ним выглядят уж не особенно и большими…

Хотя очевидно лучше защищенными.

И все же в душу при виде Азака закрадываются какие-то совсем неприятные, пугающие сомнения — а хватит ли мне полутора тысяч ушкуйников и присоединившихся к нам казаков (это навскидку) для задуманного?!

…До эпидемии чумы пятидесятых годов тринадцатого века, а также резни, утроенной здесь Мамаем десять лет назад — вряд ли хватило бы. Но гекатомба местного татарского населения сильно изменила расклад сил в Азаке; бывший одним из политических центров Золотой орды и местом чеканки татарских монет, после бойни Азов перестал играть столь большое значение для ордынцев…