Князь Гавриил, или Последние дни монастыря Бригитты

Агнес, еще наивное дитя, выросла под опекой строгого отца и нежной матери и до сих пор не знала никаких бед и несчастий, кроме тех, что принесла с собой война; ужасы войны были, правда, Агнес хорошо известны, ведь ей было восемнадцать лет — ровно столько, сколько продолжалась великая Ливонская война. Меньше всего Агнес знала свое собственное сердце. Ведь в то время чтение романов не было обычным времяпрепровождением рыцарских дочерей, и для Агнес этот современный легкий и доступный курс сердечной науки был совсем незнаком. Она знала только, что девушки, достигшие примерно двадцатилетнего возраста, выходят замуж по воле родителей; устраивается пышная свадьба, затем молодая чета уезжает в свое поместье, где ведет веселый, беззаботный образ жизни, насколько это позволяет война. Когда молодые живут вместе, так называемая любовь должна прийти сама собой, и это, по мнению Агнес, было вполне естественно: она ведь до сих пор тоже любила всех, с кем жила вместе, — отца, мать, покойного брата, родственников, своих нянек, охотничьих собак отца, белую кошку тети Матильды и всяких птичек. Рисбитер не был красив, не отличался и большим умом, но отец говорил, что юнкер — достойный молодой человек и единственный наследник большого состояния; к тому лее отец, по его словам, у Рисбитера в большом долгу — тот взял в плен его злейшего врага. Во всяком случае, Рисбитер не хуже других женихов, почему же Агнес не выйти за него замуж? Со свадьбой она охотно повременила бы, ей тяжело было расставаться с отцом, но отец уже назначил день свадьбы, а воле отца надо было беспрекословно подчиняться. В делах менее значительных старик Мён-никхузен охотно уступал дочери и позволял ее нежной руке управлять его поступками, но в отношении замужества Агнес никогда и в голову не приходило противиться воле отца.

Однако сейчас она вдруг поняла, что в этом случае все же недостаточно одного желания отца, ей захотелось самой во всем разобраться, еще повременить, все взвесить. Она смутно чувствовала, что никогда не сможет полюбить Рисбитера, не будет с ним счастлива; мало того, Агнес убедилась, что жених ей просто противен. Как и все женщины, Агнес в глубине души считала виновным мужчину. Она не разбиралась в действительных причинах, по которым Рисбитер стал ей противен, и дала волю своему чувству, а это чувство говорило: Ханс — лгун, жалкий хвастунишка, лицом он некрасив, телом тщедушен, словом, он не такой, каким должен быть настоящий мужчина. Я никогда не смогу гордиться им, а он никогда не сможет защитить меня.

Я уже не питаю к нему никакого доверия, как же я могу верить его обещаниям сделать меня счастливой?

— Агнес! — послышался за дверью голос отца.

Агнес испуганно вскочила, но отозвалась не сразу.

Впервые в ее детской душе заговорил голос упрямства и своеволия. Почему отец хочет выдать ее замуж против ее желания? Странное дело! До сегодняшнего дня ей и в голову не приходило, что отец принуждает ее выйти замуж. А сейчас?

В эту минуту дверь приоткрылась и старый Мённик-хузен заглянул в комнату.

— Почему ты так долго не показываешься, Агнес?

Агнес боролась с собой — высказать ли все, что тяготит ее душу, или промолчать и безропотно повиноваться воле отца? Но желание высказаться оказалось сильнее.

— Можно мне поговорить с тобой, отец? — робко спросила Агнес.

— Хо-хо, а когда же тебе это запрещалось? — весело ответил старый Мённикхузен, входя в комнату. — Но что с тобой, дочурка? Ты бледна, лоб у тебя в морщинах, губки искривлены — что это значит? Рассердил тебя кто-нибудь или тебя так волнуют заботы предстоящей супружеской жизни?

Агнес, как бы ища защиты, прижалась к груди отца и, ласкаясь к нему, сказала:

— Я — глупый ребенок и сама не знаю, что со мной. Мысли мои путаются. Дорогой отец, дай мне добрый совет!

— Добрый совет? Что я, старый воин, понимаю в кружевах и лентах? Вряд ли тебе нужен какой-ни будь другой совет.

— Отец, неужели ты всерьез считаешь, что молодой женщине, которая готовится завтра стать супругой, ни в чем другом совета не требуется и что у нее только кружева да ленты на уме? — с некоторой горечью спросила Агнес.

— Ну, тогда, может быть, ты о своем жемчуге и драгоценных камнях…

— Отец! — воскликнула Агнес таким голосом, какого Мённикхузену еще не приходилось слышать из ее уст; вместе с тем старый рыцарь с изумлением и испугом заметил, что слезы затуманили ее ясные глаза.

— Этого еще недоставало! — растерянно сказал старик и даже отступил на шаг: он, как настоящий мужчина, боялся женских слез пуще огня. — Тебя, кажется, беспокоит что-то серьезное… Вот тебе раз, уже и слезы льются… Боже мой, что же теперь делать? Подожди, подожди, я сейчас позову женщин…

— Никого не зови! — испуганно сказала Агнес и поспешно вытерла глаза. — Я хочу с тобой поговорить наедине, но мне стыдно, я не знаю, с чего начать.

— Тебе стыдно, ты не знаешь, с чего начать? Лучше я все-таки позову женщин…

— Нет, нет! Я хотела кое о чем тебя спросить. Как ты думаешь… как ты считаешь…

— Ну?

— Думаешь ли ты, что… что юнкер Рисбитер такой же мужчина, как, например, ты?