Князь Ядыгар

Чувствуя, что градус напряжения взлетел до небес, я стал бить кинжалом по железной решетке. С лязгом клинок бился об изъеденные ржавчиной прутья решетки, заставляя пленников замолкнуть. После этого эйфорического выброса эмоций им нужно было показать врага, который стоит на пути к их свободе. Это простейшая формула манипуляции людьми (прекрасная цель + враг, стоявший на пути к цели = взрыв), которая с таким потрясающим эффектом работала и в моем времени.

– Но не все хотят вашей свободы. Слышите? Мои беки, жадные до золота и серебра, желают вас продать на невольничьих рынках. И развезут вас, бедовые головы, по далеким жарким странам, – и я давал им осязаемого врага, которого можно было рвать зубами и топать ногами; я манипулировал ими, но желание выжить было сильнее моей совести. – Откуда вам никогда не попасть домой. Хотите этого? Хотите оставаться рабами дальше? – слова за слово бросал я в толпу людей, едва не клацавших зубами от злобы. – Хотите?

Но к моему удивлению шум за решеткой вдруг начал стихать.

– Ша! – пленники, что еще мгновение назад напирали друг на друга, начали почтительно расступаться в стороны, пропуская к решетке высокого худого человека с глубокими шрамами на лице. – Что…, – негромко, едва ли не шепотом, произнес седой, глядя мне прямо в глаза. – Ты хочешь хан?

«Ого, вот и лидер появился. Настоящий волчара. Такие шрамы в бою не заработаешь. Явно следы пыток… А остальные-то как на него глядят. Явно готовы за ним и в огонь, и в воду».

– Уже сегодня ночью мои же беки перережут мне горло, от сих до сих, – я выразительно провел пальцем по горлу. – А завтра утром у Казани появиться новый хан, который попросит помощи у крымчаков и передаст им в дар всех вас… Понимаешь, что тогда ждет все вас?

Судя по жесткой гримасе, исказившей и без того искореженное лицо, седой прекрасно понимал, что ждет их всех у крымчаков.

– Значит, кровушкой придется заплатить за свободу, – понимающе кивнул Седой, оскаливаясь, как пес. – Заплатим, нам не в первой. Только сброю бы нам, хан. С голыми руками ведь не сдюжим.

– Через сотню шагов оружейная. Ханская! Железа там столько, что с головы до ног можно всю вашу братию одеть, обуть и вооружить, – я подошел к решетке и бронзовым ключом отворил монстрообразный замок.

Едва я отпрянул в сторону, как волна оборванцев обдала меня смрадом вонючих тел, гноя и крови. Часть из них тут же с стуча голыми пятками понеслась в сторону оружейной. Другие, как на подбор крепкие коренастые мужики, окружив Седого, остались у темницы.

– Не боишься, хан, что обману? – по-прежнему тихо, не повышая голоса, проговорил он, заглядывая мне в глаза. – Одно мое слово и они разорвут тебя и твой десяток.

Что говорить, бывшие пленники, с хрустом сжимая в кулаках булыжники, какие-то железки, цепи, были явно не прочь кому-нибудь разбить головы. Уж больно выразительно поглядывали они на наше оружие, бронь и... сапоги.

– Боюсь, – выдохнул я, одновременно кивая. – Но..., – я выдержал его взгляд. – Не похож ты на душегуба и разбойника, которые плюют на свое слово. Да и нужны мы друг другу.

Похоже ударил я в самую точку. Седой вновь смерил меня тяжелым оценивающим взглядом, видимо, решая, что ему делать.

– Ты прав, хан. Не тать я и не душегубец, – тяжело вздохнул он. – Еще две зимы назад я был московским воеводой и жил в собственном доме с женой и тремя детишками. Службу служил, с женой миловался, деток баловал. Пока тварь одна..., – шрамы его буквально налились кровью, отчего и без того обезображенное лицо окончательно превратилось в чудовищную маску. – На Любушку мою глаз не положил. Как хвост за ней вился. Она в церкву и он там же околачивается, она на рынок и он там вьется. Дары богатые предлагал, в полюбовницы звал, гнида. Хотел вызвать я его на честный бой, чтобы наказать змея подколодного. Только оказался этот тать звания большого, с государем нашим дружбу водил...

Я же, застыв от удивление, внимательно вслушивался в историю, угадывая в ней кое-что очень знакомое. «Бог мой, да это «Песня про купца Калашникова» Лермонтова! История почти один в один. Только муж здесь не купец, а воевода. Да и соблазнитель еще не опричник, а, походу, ближник какой царский. Как интересно зовут-то этого урода? ... Вот тебе и Михаил Юрьевич! А писали, что история полностью вымышленная». За этими мыслями, я кое-что из истории Седого упустил.

– … Бросили меня тогда по подметной грамоте в поруб, а потом ворог вывез меня и продал казанцам в невольники, – скрипя зубами, заканчивал он свой рассказ. – Вот Боженька и дал мне шанс поквитаться с ворогом моим... Так что, хан, получается связаны мы с тобой одной цепью. Говори, что делать.