- Старшая - моя мать, которую я выручил из половецкой неволи, а младшая - это Любава… Из Глебова… Та самая девушка…
- А-а, - как-то неопределённо произнёс князь, будто не мог уразуметь, какое имеет отношение она к тому, что случилось в Глебове, хотя по его лицу было видно, он всё сразу вспомнил: и ссору с Владимиром Переяславским, и резню в Глебове, и дальнейшую историю со своим конюшим. Вспомнил и насупился.
Хитрый и наблюдательный Янь понял, почему наступила заминка в разговоре и поспешил на помощь:
- Ждан только что с Самары, с Орели, княже, ходил с князьями в поход на приднепровских половцев…
В глазах Игоря вспыхнула заинтересованность.
- Вот как! С чем же князья вернулись?
В душе Ждан поблагодарил Яня. Он облегчённо вздохнул и начал рассказывать про битвы на Орели, про победу и пленение Кобяка, многих ханов и значительной части войска.
Сначала по лицу Игоря промелькнула тень досады. Видимо, эта весть немало уязвила его. Теперь скромная победа за Мерлом над ханом Обовлы в сравнении с победой Святослава и Рюрика показалась ещё скромнее.
Однако он постарался прогнать эту неприятную мысль… Как бы там ни было, а всё войско Обовлы в полоне, вместе со своим ханом, и главное, половцам не удалось разорить и погубить северские села и хутора.
Когда Ждан закончил, Игорь гордо сказал:
- Победа князей велика, но мы тоже с победой! Не с пустыми руками домой возвращаемся!
- Я знаю, Янь уже успел поведать о твоей победе… Я поздравляю тебя, княже, и рад за всю нашу северщину, что на этот раз, благодаря твоей, княже, мудрости и храбрости, а также благодаря другим северским князьям и воинам, её миновала злая беда, - с чувством произнёс Ждан.
К Игорю вернулось хорошее настроение.
- Что же теперь собираешься делать? Куда путь держишь? Может, вернёшься ко мне? Мне всегда нужны смелые и испытанные люди.
Ждан мгновенно оценил великодушие князя. Это - прощение, и значило оно для него немало. Но глянув на сгорбленную фигуру матери и удручённый вид Любавы, ответил уклончиво:
- Княже, я благодарен тебе за доброту твою и при первой же возможности стану в ряды твоего войска. Но сейчас я не один. Мать рвётся в Вербовку… Неведомо, остался ли там кто после половецкого погрома… Но она хочет поселиться только там…
- Там есть люди, хотя и мало, - вмешался в разговор княжич Владимир. - Идите, селитесь! Я дозволяю… Это моя волость… И мне нужны поселенцы.
- Разумеется, идите селиться, - согласился Игорь, - земли вдоль Сейма обезлюдели, и нужно много сил, чтобы они стали снова обжитыми и богатыми…
На следующий день, когда солнце стояло почти над головой, путники переправились вброд через Сейм, поднялись на гору и остановились передохнуть.
Ждан одним взглядом окинул всю широкую долину, где когда-то стояло большое и красивое село. Вокруг такие знакомые с детства родные места! Поодаль за селом тёмный бор, куда летом и осенью он бегал собирать ягоды и грибы, а зимой ездил с отцом за дровами. Вот впереди узкий спуск с обрывистыми стенами, где в норах гнездились чернокрылые стрижи; на равнине раскинулись поля, теперь запущенные, поросшие бурьяном, вдоль берега реки - левады. И всюду вербы, вербы - ветвистые, густые, зелено-седоватые. Неспроста село назвали Вербовкой…
Ждан узнавал родное село и не мог узнать. Что же от него, бедного, осталось? Из земли торчали черные обугленные сохи[59]. Где когда-то стояли хаты, повети, риги, там теперь виднелись только груды золы, поросшие бурьяном огороды тоже позарастали, превратились в пустыри. И только кое-где под соломенными и камышовыми кровлями темнели маленькие, как грибы, клетушки, сооружённые наспех и неумело - лишь бы зиму перезимовать.
Он отыскал свой огород, левадой спускающийся к самому Сейму, и сам себе не поверил: на месте их хаты теперь стояла клетушка и над нею из обмазанной жёлтой глиной трубы вился в небо сизоватый дымок. За воротами опускал свой длинный нос колодезный журавль, а возле него белела мужская фигура…
Кто же там такие? Свои или чужие?
Ждан вдруг почувствовал, как онемели ноги. Хотел ударить под бока коня и не смог. Радость и тревога стиснули грудь. Глаза затуманились слезами.
- Мама, там у нас кто-то живёт! - воскликнул хрипло.
Мать тоже сквозь слезы мало что видела вдали.
- Кто это, сынок?
- Не знаю… Едем поскорей!
Они спустились с горы, миновали одну запустелую улицу, вторую и, охваченные надеждой и страхом, подъехали к своему родному двору. Вот перед ними чудом уцелевшие от пожара старые, сплетённые из лозы ворота. За воротами, возле поленницы дров, застыл с высоко поднятым топором мужчина в белой полотняной рубахе. Глаза его округлились от удивления и страха, а губы шепчут:
- Свят, свят, свят!.. Сгинь, пропади, нечистая сила! Чур тебя, чур!
Ждан мигом слетел с коня, кинулся к нему:
- Иван! Братик! Живой?!
Тот ошалел, опустил руки, изменился в лице. Ждана явно не узнавал.
- Кто ты?
- Да Ждан я, Ждан! И мать со мной! Из полона вернулась… А это Любава.
Во двор вступила мать. Вскрикнула глухо, схватилась за сердце, согнулась… Последние силы, что поддерживали её в пути к родному порогу, покинули её.