Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

— Догнать-то, может, и догоним… А потом что? Мы не знаем, сколько у Игоря воинов… Да и снег вот-вот растает — распутица… застрянем где-нибудь в дороге… Нет, княже, не следует теперь догонять! К тому же кони устали — мчались ведь мы сюда от Переяславля не переводя духа…

Владимир и без Шварна понимал, что гнаться сейчас за северянами рискованно. Если б застал их здесь, то не раздумывая начал бы сечу, а догонять, когда Игорь уже Бог знает где… Шварн, как всегда, дал мудрый совет: погоня к добру не приведёт.

— Тогда — в город. Посмотрим, что там. — И князь тронул коня.

Такие как Глебов древнерусские города, как правило, располагались на возвышенности. Верхняя, центральная, часть — большая или меньшая крепость — обнесена обычно земляным валом с деревянным палисадом и заборолом по нему. Низина — не укреплённая часть города, где жили ремесленники, смерды, закупы, холопы — называлась подолом, а позднее, в северо-русских городах — посадом.

Владимир в сопровождении бояр, полусотни дружинников проехал по подолу и поднялся на небольшой пригорок. Городские ворота открыты, мост опущен. Повсюду лежали посечённые глебовские воины. От деревянных домов остались груды головешек. Огонь добирался и до заборол, но влажное после зимы дерево не хотело гореть — тлело, обугливалось, и теперь палисад изнутри стоял чёрный, мрачный.

Город Глебов, основанный совсем недавно князем Глебом, перестал существовать.

— Найдите мне Карпила — живого или мёртвого! — крикнул Владимир дружинникам, что разъехались по городищу, заглядывая в лица мёртвых воинов, женщин, детей.

— Нет нужды искать меня, княже, я тут!..

Удивлённый Владимир поднял голову. На него, перевесясь через внутреннюю ограду надвратной башни, смотрел красными, словно кровавыми глазами тиун Карпило. Несмотря на мороз, на нём лишь одна вымаранная в саже рубаха. Лицо его распухло, набрякло, патлатый чуб его свалялся, словно грязный войлок. Левая щека от уха до бороды в запёкшейся крови.

— Ты? Живой? — тихо спросил князь. — Как же ты уцелел?

Карпило заплакал:

— Вся моя семья, княже, — жена, дети, — сгорели, и их косточки лежат вон в том пепелище… Все мои воины тоже погибли… Я бился вместе с ними, но, как видишь, живой остался… Почему?.. Сам не знаю… Так, видно, Игорю захотелось… Когда меня, пораненного, схватили и привели к нему, я подумал что тут мне и конец. Но он, узнав, что я тиун, сказал: «Не убивайте его! Я хочу, чтобы он передал князю Владимиру, что Глебов — это расплата за опустошение и ограбление Северской земли. И так будет каждый раз, пока Владимир не уразумеет, что трогать Игоря — всё одно, что играть с огнём… Киньте тиуна в погреб, а утром, когда выступим домой, выпустите его!» Меня и вправду не забыли поутру выпустить, и вот я брожу по Глебову, как неприкаянный… Лучше бы сразу погибнуть!

— Сам виноват! Не охранил крепость! Впустил Игоря в город!

— Винен и я, конечно… Но больше вины на тебе, княже. Ибо не я, а ты повернул переяславскую рать из похода, ибо не я, а ты разорил северские села и города!

— Да ты понимаешь, что своему князю говоришь?! — вскипел Владимир. — Спускайся вниз, немедля! Тут я тебе скажу!..

— Не спущусь!

— Как ты смеешь такое…

— Не хочу! С меня хватит и тех мук, какие я ныне принял.

— Возьмите его! — приказал Владимир дружинниками.

Те кинулись выполнять княжье повеление.

— Ха-ха-ха! Поздно, княже! — прохрипел тиун со своей обожжённой огнём, почерневшей башни. — Поздно! Всё имущество моё сгорело, вся семья погибла, зачем мне теперь этот постылый свет?

С этими словами Карпило бросился головой вниз, под ноги Владимира. Умер сразу, даже не шевельнулся.

И князь, и дружинники, потрясённые этой неожиданной, страшной смертью, долго молчали.

— Безумец! — произнёс наконец Владимир и поехал прочь из опустевшего города.

4

Пять дней мчался Ждан до Новгорода-Северского, останавливаясь лишь для того, чтобы покормить коней. За пазухой — письмо от Святослава, а в душе — страх перед встречей с Игорем. Что скажет князь? Как расценит его бегство из-под Глебова? Как воспримет его роль посланца Святослава?

Выезжал из Киева неохотно: расхворалась и лежала в жару Любава. Прощаясь, прошептала пересохшими губами:

— Ты вернёшься, Жданко? Возвращайся, я же осталась одна-одинёшенька на всем белом свете… Теперь никого у меня нет…

На её глазах выступили слезы. У Ждана от жалости перехватило дыхание.

— Я пойду к князю и отпрошусь… Пускай другой поедет…

Но Славута слышал их разговор и строго предупредил:

— Куда? Князья не любят, когда не выполняют их повелений! Поезжай, милый, и не медли! А за Любаву не бойся: молодая — поправится. Да и мы за ней тут вместе присмотрим…

И вот он, забрызганный грязью, измученный дальней дорогой, оставив коней у коновязи, направился к хоромам князя Игоря. А навстречу Янь. Шапка, как всегда, на затылке, из-под неё выбивается тугая прядь русых волос, на румяном лице удивлённо-радостная улыбка, а руки раскинуты для объятий.

— Ждан! Откуда ты? Мы думали, тебя уже и на свете нет!..

Ждан дал себя обнять, но радости Яня не разделил. Тревожила предстоящая встреча с Игорем.

— Як князю…