Князь из десантуры

Ярилов подошёл к змею, чтобы поблагодарить за подарок.

От дракона вдруг запахло, как от дедушки – сердечными каплями и старыми книгами. Аккуратные чешуйки превратились в клетки старой застиранной ковбойки. Дедушка снял очки с нарисованными вертикальными зрачками, поглядел особенно – как только он умел: будто осуждая и жалея внука-растяпу одновременно.

– Это было неизбежно. Ещё твой прадед оказался жертвой борьбы двух сил, извечно сражающихся за право направлять реку времени. Горько. Но ничего поделать невозможно.

– Я не понимаю.

– Вот! – дедушка схватил Димку за рубаху, рванул ворот, обнажил татуировку над сердцем. – Всё из-за этой твари, проклятия рода Яриловых!

Дмитрий скосил глаза: кобра ожила. Трепетал раздвоенный язык, туго скручивались кольца готового к атаке тела. На обнажившихся клыках повисли янтарные капельки.

Димка вскрикнул и попытался сбросить змею. Стремительно мелькнула чёрная головка, ладонь обожгло болью.

Ярилов почувствовал, как тело наливается свинцом, перестаёт слушаться. Дед продолжал говорить, но слова его растягивались, как резина. Падали тягучими каплями – словно густая микстура из столовой ложки. Дедушка заставлял глотать такую, когда Димка простужался…

– И путешественники, и хроналексы – безумцы, считающие себя равными Создателю. Первые не дают вырасти дереву человеческой истории, пройти весь путь до конца: постоянно подрезают ветки с нераспустившимися ещё листьями, пытаясь идеально выпрямить ствол, словно это – телеграфный столб. Вторые полностью доверились судьбе и равнодушно проходят мимо умирающего ребёнка, боясь спасти его – как же! Это может нарушить предопределение.

Продолжая говорить, дедушка начал расслаиваться, растекаться. Сердито крякнул, с усилием собрался вновь – но уже иноком Варфоломеем.

Седые волосы, склеенные запёкшейся кровью, трепал ветер; ряса была изодрана, в прорехах торчали рассечённые рёбра. Один глаз вытек, но второй смотрел на Дмитрия пронзительно; трупные пятна уродовали кожу. Разбитая челюсть шевелилась с трудом, и Ярилов, преодолевая отвращение, наклонился к старцу, чтобы расслышать:

– Пять. Пять их, а не четыре. Конь бел, конь рыж, конь ворон, конь блед и пятый – конь злат! Грива его – из переплетённых солнечных лучей, а в седле его всадник – гордыня человеческая…

Инок закашлялся кровью, начал падать – Дмитрий подхватил, положил осторожно на мох. Зачерпнул воды, обмыл изуродованное лицо.

От Варфоломея запахло не мертвечиной, а мёдом. Он перевёл дыхание, улыбнулся – исчезли раны, второй глаз вернулся на место.

– Силу свою не для того трать, чтобы изменить судьбу человечества. А для того, чтобы изменить судьбу человека. Спаси Анастасию, спаси детей своих – добришевцев, князь. Тогда и Русь спасётся, если каждый…

Старец вновь закашлялся – и превратился в капитана Асса. Ротный строго поглядел на Ярилова и гаркнул:

– Отставить! Я что тебе, девка? Ишь, разболтались – офицеров лапают, как лахудр каких. И грязь развели в тумбочках – в голове не помещается.

Дмитрий отшатнулся, принял стойку «смирно». Капитан продолжал лежать, глядя строго вверх, а луна перебирала лучами ордена на груди – будто играла.

Ярилов слегка отошёл от неожиданности, заговорил:

– Товарищ капитан, а можно…

– Отставить! – рявкнул ротный. – Можно козу на возу.

– Виноват. Разрешите спросить?

– Валяй. Не тяни кота за бубенцы.

– Вы нас крепости брать не учили. Я боевой устав сухопутных войск наизусть помню. Бой в горах есть, в городе… А чтоб крепости…

– Вопрос понял! Ответь, боец: удлинённый пороховой заряд разминирования У Рэ семьдесят семь по-другому как называется?

– Так это. «Змей Горыныч».

– Вот именно, боец. Вот именно.

Ярилов услышал топот и всхрапывание – в тумане мелькнул круп золотого коня. Кояш подскакал к хозяину, потянулся губами.

– Сейчас, родненький, – обрадованный Дмитрий начал шарить за пазухой, искать лакомство, – красавец мой. Соскучился по тебе как!

Конь игриво толкнул хозяина плечом и отскочил. Ярилов счастливо засмеялся. Пошёл за проказником, щурясь – прямо в глаза били золотые лучи сверкающей солнечной гривы.

* * *

Прямо в глаза били сверкающие лучи – высокое солнце уже перевалило за полдень. Ярилов приподнял голову и застонал: будто тысячи молоточков ударили в мозг. Зачерпнул затхлую болотную воду с пятнышками ряски, глотнул – едва не вывернуло.

Что же это было? Столько всего намерещилось. Ротный, дедушка, инок Варфоломей… И дракон!

Постанывая, начал подниматься – и едва не вскрикнул: в пяти шагах тускло блестело толстое драконье тело.

Вернее, ствол давно рухнувшего полусгнившего дерева. Даже странно, как такой гигант смог вырасти в трясине – раньше Дмитрию встречались только кривые осины и берёзы, похожие на подростков-рахитов.

Услышал плеск, нащупал дрын, повернулся: через топь брели двое сарашей.

Подошли. Тот что повыше, хмыкнул:

– Там Хозяин весь извёлся: где рыжий руска, куда пропал? А он спать разлёгся. Нашёл где. Тут дурное место. Поганый дым из воды. Сюда ученики волхва ходят, чтобы странное увидеть, да только заранее просят утром забрать. А то можно из путешествия и не вернуться.