Князь из десантуры

Дмитрий почти закричал:

– Не оставлю тебя! Мы сможем. Уйдём от погони, спрячемся.

– Поцелуй меня.

Ярилов наклонился. Поцеловал в окровавленный рот. Поднялся, подбежал к кобыле, ища верёвку в седельной сумке.

Юлдуз вздохнула. Вытащила из ножен на поясе маленький кинжал с отделанной яшмой рукояткой – подарок отца. Зажмурилась глаза и ударила себя под левую грудь.

* * *

– Вот они!

Полдюжины разбойников осадили коней, удивлённые картиной: рыжий верзила выл, раскачиваясь, сидя на земле над телом девушки. Рядом тревожно потряхивал уздечкой золотой жеребец.

Старшой хмыкнул, осмотрелся – на засаду не было похоже. Спешился, подошёл к русичу, ткнул саблей.

– Но, чего вопишь? Где Хорь?

Ответом была стрела – старшой только хрюкнул, валясь на землю.

Бродник и франк подоспели вовремя. Расшвыряли нападавших, затащили Дмитрия в седло. Хорь пытался вырвать из руки Ярилова маленький окровавленный кинжал, но не смог. Плюнул, хлопнул по крупу Кояша – конь, словно всё понимая, с места рванул галопом, унося хозяина. Бродник пустил ещё пару стрел наугад, отпугивая зовущих подмогу нападавших, вскочил в седло и понёсся следом за франком, русичем и осиротевшей рыжей кобылой.

* * *

Костёр развели под холмом, в яме, и ветками кормили скупо – чтобы не разгорался, не обозначил убежище беглецов. Ночь упала быстро, огонь могли заметить издалека.

Хорь высыпал в закипающий котелок пригоршню сухой травы-полуденицы, придающей сил. Подождал, когда поднимется пена, снял медный казанок, поставил на песок. Зачерпнул деревянной чашкой, протянул побратиму:

– Давай, Ярило. Лучше бы, конечно, мёду хмельного, но уж что есть.

Русич не понимал, о чём говорят. Принял посудину, начал машинально глотать варево.

Анри покачал головой:

– Брат Хорь, ему совсем плохо. Он будто и не здесь, не с нами.

Бродник задумчиво кивнул:

– Витязю приходится терять боевых товарищей. Но лишиться любимой, не суметь её спасти… Эх.

Вполголоса франк и бродник обсуждали, что завтра к вечеру, наверное, доберутся уже до Киева, а там надо как-то попасть к великому князю. Сокрушались: пока возвращались, чтобы выручать Дмитрия и дочь бека, конь с привязанным к нему Азаматом унёсся в степь. И что теперь с побратимом случилось, непонятно. Может, лежит бездвижный в диком поле, и вороны уже выклевали его глаза…

Потом расстелили потники, устроились спать у костра. Стреноженные кони хрустели первой весенней травкой, глухо стучали копытами.

Дмитрий сидел, уронив голову на сплетённые руки.

Последняя звезда таяла в предрассветном небе, целуя рыжий затылок.

* * *

Злые и уставшие, возвращались из неудачной погони к разгромленной стоянке Чатыйского куреня. Мрачный Сихер разглядел в предрассветной мути огонёк костра, махнул рукой – туда. Всё оказалось впустую, не удалось настигнуть рыжего русича, а ведь был совсем рядом – только руку протяни!

Шаман нащупал спрятанный за пазухой гладкий костяной дрот и вздрогнул – показалось, что оружие трепетало от злости, не получив вожделенной жертвы. Удивлённый, машинально потрогал железную цепь на шее и явственно почувствовал, как она сжала горло.

Сихер захрипел, не в силах вдохнуть воздух. В глазах поплыли тёмные круги. Он не смог выполнить своё предназначение, и наказание неизбежно. Об этом говорил перед смертью хроналекс Бадр…

– Чего бормочешь, шаман? Подъезжаем, – проговорил старший из бродников, помощник Плоскини. Нагнулся и прошептал непонятно: – Ты сейчас ко мне поближе держись. Мало ли чего.

Сихер, приложив немалые усилия, вдохнул – и почувствовал, как расправляются смятые ужасом лёгкие. Голова кружилась.

Спешились, двинулись к костру. Шаман разглядел в колеблющемся свете окованные сундуки, сложенные грудой трофейные оружие и доспехи – видимо, вожаки разбойников время не теряли, пересчитывали добычу, чтобы поделить поровну.

Плоскиня горделиво водрузил на голову сияющий персидский шлем убитого Тугорбека. Вглядываясь в вернувшихся из погони, спросил:

– Хоря не вижу. Взяли или нет?

Помощник покачал головой:

– Нет, атаман. Упустили.

Плоскиня грязно выругался. Сихер потёр горящее горло, просипел:

– Я хотел продолжить погоню. Но твои воины не стали меня слушать. Ты и Калоян должны приказать, чтобы мы утром вернулись в степь и искали. Если понадобится – до самого Киева. Мне нужен русич Ярило, и вы поклялись хану Котяну выполнить поручение и пленить дочь бека.

Плоскиня хмыкнул:

– Мне твой Котян – не указ. Мы, бродники, своим умом живём.

– Тогда пеняй на себя, – нахмурился шаман, – а я пойду только с кыпчаками искать беглецов. Где Калоян?

– Да, – поддержал вопрос кто-то из половцев, – где наш бек?

Плоскиня ухмыльнулся, махнул рукой на шатёр Тугорбека:

– Там.

Кыпчак кивнул, отправился к шатру. Сихер зло сказал:

– Ты, атаман, не держишь слова. Берегись, я буду просить хана о твоём наказании.

Однако глава бродников только отмахнулся. Сидел напряжённо, будто ждал чего-то.

Кыпчак выскочил из шатра как ошпаренный, закричал:

– Измена! Калоян убит… – и тут же захрипел, получив нож в брюхо.