Князь из десантуры

– Вот у вас король бьёт мечом по плечу, а у нас – побратим вениками по спине. Это – большая честь, и очищение тела и души.

* * *

Разомлевшие, сидели в предбаннике и пили ледяной квас. Нежно-розовый франк благодарил:

– Такого наслаждения я не испытывал никогда в жизни, брат Дмитрий. Это даже слаще, чем близость с девой!

– Ой ли? – усомнился русич.

– Моей первой и последней женщиной была толстая кухарка из отцовского замка, которая к тому же глупо хихикала, – грустно заметил де ля Тур, – а так как я – третий сын в семье, то выбор у меня был невелик – идти в попы либо в рыцари духовного ордена. Устав же наш суров и не одобряет даже простую беседу с дочерьми Евы.

– Значит, твоя жизнь и любовь разминулись, брат?

Тамплиер мечтательно поднял синие глаза к закопчённому потолку:

– У меня была любовь. Настоящая. По имени Эльвира де Монтюрал. Она рано осталась без отца, её растили дядя и дед – славные шевалье. Её привычки и развлечения совсем не подходили для благородной девы – скакать сломя голову через поля, загоняя лисиц. Острым клинком она владела получше многих воинов, а острым умом ставила в тупик искушённых богословов во время теологических споров. Волосы её прекрасны и подобны силкам из медной проволоки, в которых запутались солнечные зайчики. А глаза – как молодая трава, в которой потерялись кусочки янтаря. Но я мог лишь восхищаться ей издали. И в трудных походах, и в кровавых битвах её образ всегда поддерживает меня и спасает…

Дмитрий слушал побратима, прикрыв глаза. Вспоминал сладость губ Юлдуз и нежный звон серебряных браслетов…

* * *

Славен древний город, украшение русской земли! Брызжет солнечными зайчиками праздничная позолота церковных куполов; крепкие двухэтажные дома сложены из столетнего дуба и гордо глядят на улицу глазами окошек, окружённых весёлыми ресничками резных наличников. Кипит рынок на Подоле – бескрайний, бестолковый, шумный. Всё есть – от редкого зверя верблюда до лукошка новорожденных цыплят, от сарацинских непробиваемых лат ценой в стадо коров до дешёвых колечек из меди.

Инок Варфоломей вызвался сопроводить побратимов и теперь трусил рядом на невысоком флегматичном коньке. Жеребцы франка и его толмача, отъевшиеся на отборном княжеском зерне, сияли сытыми боками, играли под всадниками и фыркали – застоялись в денниках.

Народ пялился на невиданного золотого Кояша, на горделиво восседающего на солнечном жеребце рыжего дылду в новеньком зелёном плаще и сафьяновых сапогах. Дмитрий, одевшись в княжеские подарки, почувствовал себя окончательно вжившимся в это время – без привычной тельняшки и берцев, в одежде без карманов и пуговиц и обуви без не изобретённых ещё шнурков и молний…

У оружейных рядов спешились. Анри восхищённо цокал языком, щупая дорогущие клинки дамасской стали, осторожно трогал украшенные яхонтами и смарагдами персидские кинжалы. Варфоломей, недовольно качая головой (мальчишки!), оттащил побратимов подальше, где убийственным товаром торговали местные кузнецы и оружейники, а цены были не в пример реалистичнее.

Долго подбирали кольчугу – на такого рослого, как Ярилов, это было сделать нелегко. Наконец, нашлась – новенькая, гремящая блестящими ещё кольцами, закрывающая бёдра почти до коленей.

А вот с выбором клинка пришлось труднее. Анри горячо убеждал:

– Брат мой, христианскому воину не пристало позорить крепкую руку легкомысленной саблей! Только меч, даже гарда которого напоминает нам о кресте, на котором распяли сына божьего. Мне приходилось одновременно сражаться с полудюжиной и даже больше сарацин, вооружённых саблями – и что же? Их кости давно выбелены беспощадным палестинским солнцем, а я здесь, силён и готов к новым битвам!

В доказательство своих слов тамплиер выхватил меч и начал легко вращать им – клинок превратился в сияющее кольцо.

Дмитрий усмехнулся:

– Был бы здесь Хорь, он бы рассказал, как разогнал своей сабелькой не полудюжину оборванных сарацин, а половину рыцарей венгерского короля, которые – заметь! – все, как один, были оснащены мечами.

Сказал – и погрустнел. Никаких известий о пропавшем побратиме не было. И где-то в степи сгинул четвёртый друг – Азамат. От кровной четвёрки осталась лишь половина.

Неожиданно в разговор встрял инок Варфоломей:

– Франк дело говорит. Многие переняли у половцев сабельный бой, но истинный русский витязь всё же должен биться мечом.

Ярилов не нашёл, что возразить, и пошёл к рядам, где торговали мечами. Тамплиер принял самое горячее участие: прищуриваясь, приставлял рукоять к щеке и выискивал неровность лезвия; простукивал ногтем металл, ища раковины; размахивал клинками и ругался, недовольный балансом. Наконец, удалось найти подходящий – как раз по длинным рукам Дмитрия, при этом не тяжёлый, с узким лезвием и облегчённый долами. Ярилов покрутил мечом, взмахнул – остался довольным. Анри тут проявил ещё и купеческие наклонности: услышав объявленную оружейником цену, возмутился:

– Ты ничего не попутал, уважаемый? За такие деньги можно купить весь твой прилавок с товаром, тебя и твою жену в придачу!