Князь из десантуры

– Ну и зря. Перс твой жалел? Перс за таньга маму продаст, бога продаст. Дураки.

Анри бурчал что-то про христианский долг, который надо исполнять в любом случае. А Дмитрий молчал.

Просто наслаждался свободой от колодки и смотрел в небо, лёжа на мокром песке.

* * *

Ночевать собирались у деревеньки бродников, последней на пути к Перекопу. А там – трёхдневный переход по дикой степи и Крым, который русичи называют Корсуньской землицей, или Тавридой, на греческий манер.

Бедой запахло издалека – горьким дымом сгоревших хаток. Охранники беспокойно переглядывались, кто-то нацепил валявшийся до этого на телеге потёртый шлем. Разобрали копья. Одноглазый подобрался, грозно покрикивая на рабов, бич щёлкал всё чаще.

Наконец, увидели деревеньку. Вернее то, что от неё осталось – поваленные плетни, сгоревшие дотла соломенные крыши, чадящее кострище на месте скромной церквушки.

Навстречу спешили верховые – циклоп прохрипел команду, охрана побежала в голову колонны, сгрудилась, ощетинившись торчащими в разные стороны копьями.

Всадник в хорошей кольчуге осадил коня, поглядел на краснобородого перса, испуганно жавшегося за спиной конвоиров. Захохотал, сказал по-русски:

– Ну и войско, етишкин клещ. Вам только за бабами по полю гоняться, аники-воины. Эй, купец, товар нужен?

Охранники вздохнули облегчённо – нападение отменялось. Расступились, пропуская дрожащего работорговца. Перс глубоко поклонился всаднику, ответил:

– Да продлит Всевышний годы славного начальника храбрых воинов. А кто вы будете, извините? Монголы, владеющие этой степью, запрещают покупать рабов у лихих людей.

И испуганно замолчал, сомневаясь: не оскорбил ли неосторожной дерзостью незнакомца?

Но всадник согласился, не выказав обиды:

– Правильно, есть такой закон. И мы его блюдём, как и все остальные, яко есть бродники из войска Субэдея. Плоскиня наш голова, слыхал про такого? Вот он и наказал воров-пленников тебе продать. Или ещё кому, тут каждый день караваны с рабами на Перекоп идут. Смотреть будешь товар, или мне кого другого ждать?

– Зачем же другого? – у перса загорелись глазёнки. – Лучшего покупателя, чем я, вам и не найти. Где товар?

– Тут недалеко, давай за нами…

Перс недовольно крутил красной бородой:

– Уважаемый, тут только женщины да младенцы. Нет ли хоть полудюжины крепких мужчин?

– Бери, что дают, – мрачно заметил бродник, – потому и названа деревенька воровской, что мужики иховы из татарского войска сбежали во главе с десятником, Ведмедем. Вот Плоскиня и велел гнездо предательское сжечь, а людишек в рабство продать. Народу больше было, да они подчиниться не хотели. А ты правила монгольские знаешь – тем, кто противится нашей воле, пощады не бывает.

Перс испуганно покосился на сваленные трупы – немного взрослых мужчин, в основном – подростки, почти дети. Закивал головой:

– Хорошо, я куплю оставшихся в живых.

И назвал совсем смешную цену. Бродник поморщился:

– Ну ты жук, перс. Ладно, мне торговаться невместно. Тошно мне тут, уехать поскорее хочется. По рукам, давай монеты.

Купец расплатился и кивнул одноглазому:

– Принимай.

Следил, как надевают оковы избитым, рыдающим женщинам. Одна, светловолосая, статная, в обгоревшей рубахе, прижала к себе девочку лет трёх, закричала:

– Не отдам, ироды! Одно дитё осталось, не отдам!

Одноглазый вдруг проявил неожиданное терпение. Что-то шептал, уговаривая. Наконец, женщина разрешила ему взять ребёнка на руки и позволила надеть себе на ноги оковы.

Девочка с интересом посмотрела на циклопа и спросила:

– А где твой глазик, дяденька? Потерял? Больно тебе?

Одноглазый погладил по льняным волосам грубой ладонью, ответил:

– Мышка глазик унесла, поиграться. Ну, иди к маме.

Увеличившаяся колонна пошла мимо разграбленной, погибшей деревни, от которой остался только серый пепел.

Анри сказал:

– Рабство омерзительно, но ещё ужаснее, когда в кабалу продают соотечественников. Скажи, брат, а в твоём будущем есть рабство?

Дмитрий, конечно, хотел ответить отрицательно. Потом вспомнил свои первые три месяца в армии. И как однокурсник, женившись, бросил университет и взял валютную ипотеку…

Ничего не стал говорить тамплиеру.

* * *

Джэбэ-нойон был краток, как всегда:

– Собирайся, Азамат. Араб повезёт письмо булгарскому царю Габдулле, и пять сотен всадников под командой тысячника Цырена будут ему охраной. А ты станешь моими глазами. И ушами тоже – твой язык похож на булгарский. Привезите союз против русичей, когда созреет хлеб – начнём поход.

Нукер великого полководца почтительно склонил голову. Спросил:

– А если булгары не захотят подчиниться воле великого хана?

Темник равнодушно зевнул. Сказал скучным голосом:

– Значит, мы сожжем их города и убьём половину мужчин, чтобы вторая половина радостно поскакала впереди нашего войска, мечтая кровью искупить глупость и доказать верность Чингисхану. А араба примерно накажем, чтобы в следующий раз более добросовестно исполнял приказы. Впрочем, с содранной кожей у него может и не получиться следующего раза, ха-ха-ха!

Азамат ещё раз поклонился, попятился из шатра, чтобы не оскорбить Джэбэ видом своей спины.