Князь из десантуры

Эта мысль давно зрела ядовитой почкой и, наконец, вылупилась – Дмитрий вдруг понял, что не сможет пережить следующий день. Есть предел человеку. Надо только выбрать – кинуться на охранника и принять клинок в живот или упасть под колёса повозки, нагруженной запасными цепями и провиантом. Только бы меньше мучений, которых уже и так с избытком.

Решившись, Ярилов сразу почувствовал облегчение. Жалеть не о чем – даже в своём времени у Димки не осталось дорогих ему людей. А в этом, чужом, тем более. Юлдуз умерла на его руках, двое побратимов пропали. А франк вряд ли переживёт Дмитрия больше, чем на несколько часов. Отчаянная попытка спасти отечество от позорного разгрома провалилась. Делать здесь больше нечего. Ни в этой эпохе, ни в любой другой.

Димка улыбнулся. Надо поспать хоть немного, чтобы тело не подвело при последнем броске в смерть.

Тихий шепот отвлекал, заставлял вслушиваться в разговор двух пленников.

– А меч у него был огненный, конь – золотой, плащ – из солнечного пламени. Как взмахнёт клинком – так сотне татар головы долой! И бойцы у него, как из былины – ростом до неба, что дубы столетние. Прорубились сквозь монгольское войско и ушли.

– Куда ушли-то?

– Да никому неведомо. Может, в степь. А может, прямо на небо. Витязь-то Солнечный. Солнце ему отчизна. Ребята говорили, что и прозвище у него – Ярило, как у стародавнего бога.

Вмешался третий голос:

– Тьфу на вас, язычники. Какой ещё Ярило? Это сам архангел Михаил был, с огненным мечом. Пришёл православному воинству пособить, да увидел все кривды и несправедливости русской земли и передумал помогать. Теперь уж не вернётся.

– Вернётся, – убеждённо сказал первый рассказчик, – обязательно вернётся. Говорят, недавно Солнечный Витязь десяток бродников пленил, пристыдил. Они из басурманского войска ушли, теперь сами против монголов воюют. Не мог он Русь бросить, родная ему земля.

Ярилов смеялся беззвучно. Вот ведь как получилось: сам того не желая – в фольклор попал. Жил, наверное, бестолково, а ближе к смерти стал легендой.

Знакомьтесь, Дмитрий Ярилов – Солнечный Витязь, архангел Михаил и прочая, и прочая.

Человек и пароход, твою мать.

* * *

Подняли, как всегда, перед рассветом. Одноглазый проявил странное милосердие – сам подошёл (Дмитрий инстинктивно сжался, ожидая подлого удара), сунул русичу и франку по чёрствому сухарю, напоил водой. Пленники выстроились неровной колонной, нанизанные на общую цепь, как рыбы на кукан. Пошли.

Степь сияла изумрудом напившейся дождя травы, сшивали небо с землёй неутомимые жаворонки. Ночная решимость умереть потихоньку растворялась в этом чистом утре, в синеве и свежести воздуха.

Дошли до брода через степную речушку. Грязная вода угрожающе ревела бурунами на камнях, в волнах стремительно мелькали ветки, а то и целые деревья. Один из конвоиров присвистнул:

– Ого! Неделю назад тут воробью было по колено. Видать, от ночной грозы такая злая вода. Расковать надобно, а то один упадёт – всех за собой потащит.

Но перс категорически отказался отделять рабов от общей цепи – времени жалко, да и риск побега возрастёт.

Охранники, покрикивая, погнали вереницу в реку. Двигались медленно, на ощупь, оскальзываясь на каменистом дне. Вот вода дошла до пояса, до груди. Идущий первым белобрысый паренёк вскрикнул, взмахнул руками – и исчез в волнах, потащил за собой остальных. Конвоиры вопили, пытались хлестать плетьми – толку никакого, люди один за другим падали, увлекаемые потоком…

Купец бегал по берегу, рвал крашеную бороду, причитая об убытках.

Идущие последними Дмитрий и Анри с тяжеленными колодками на шеях были в самом худшем положении – не могли даже руками себе помочь. Цепь натянулась, потащила в преисподнюю. «Вот как, и на меч бросаться не надо», – обреченно подумал Дмитрий. Уперся боком в скользкий валун, зацепил ржавую цепь за камень. Анри быстро сообразил, что к чему, бросился помогать побратиму.

Железная змея рвалась, срывала с ног. Ярилов захрипел от неимоверного напряжения, откинулся – вытянул ещё сажень. Крикнул конвоирам:

– Что встали, раззявы! Помогайте.

Первым подскочил одноглазый, вцепился жилистыми руками. Подоспели и остальные.

Пленники, почуяв близкое спасение, перестали бултыхаться, глотая воду – пытались вставать на ноги. Отталкиваясь от скользкого дна, двигались против течения: шажок, ещё один.

Дмитрий откидывался назад, почти падая навзничь. Тащил цепь, скрипя зубами, матерясь – и, наконец, почувствовал под босыми ногами прибрежный песок.

Спасённые падали на берегу, совершенно обессиленные. Многих рвало – наглотались изрядно. Двоих вытащили из воды бездыханными и уже не откачали.

Подошёл одноглазый. Повозился, снял с Анри и Дмитрия колодки. Сказал:

– Маладес, урус. Себя спасал, всех спасал. Воин, не раб. Я тоже воин был, пока стрела глаз не выбивала. Теперь не воин – пёс при персе, иннян кутэ…

Нагнулся, спросил шёпотом:

– Ты правда мой хозяин от лихой человек выручал?

Тамплиер кивнул:

– Да, и не жалеем об этом. Долг благородного рыцаря – бороться с несправедливостью.

Циклоп покачал головой, усмехнулся: