Товарищи Вилли яростно закричали, нахлестывая своих скакунов, а я сбросил кафтан и направился прямиком в воду. Другого пути отступления у меня не было. Кирасиры дважды выстрелили из пистолетов с седла, но это не вызывало никакого беспокойства – не в плотные ряды неприятеля палят, с такого расстояния, да на скаку, да из таких пистолетов попасть в одиночную мишень почти нереально.
Сказать, что вода была холодная, значит не сказать ничего. Вода была очень, очень холодная! Боже, ну почему сейчас ноябрь, а не июль? С треском проломившись сквозь заросли камыша, я увидел перед собой около пятидесяти метров чистой воды, за которой снова сплошной стеной стоял камыш. Течение было очень слабым, скорее всего, водоем был тихой заводью какой-то реки, может, даже той же самой Солянки или ее притока. Скудное на тепло осеннее солнце уже скрылось за горами, но до полной темноты оставалось еще около часа. Большой вопрос, высижу ли я столько времени в холодной воде? Лучшим выходом для меня было бы немедленно плыть к противоположному берегу, пока я еще в силах это сделать, но неизвестно, как поведут себя кирасиры? Знать бы наверняка, что в воду не полезут, можно было бы плыть! Но если они погонят лошадей в воду, то быстро меня догонят и зарубят, чего не хотелось бы. А вот в темноте шансов перехватить меня во время заплыва будет очень не много. Как же быть?
Тем временем приятели неудачника Вилли достигли берега. Убедившись, что их товарищ покинул сей бренный мир, они разразились гневными воплями и принялись расстреливать камыши из пистолетов. Говоря «расстреливать из пистолетов», я имею в виду доведенный до совершенства процесс перезарядки оружия, позволявший тимландским кавалеристам делать до трех выстрелов в минуту. Вероятность быть подстреленным при таком раскладе стремилась к нулю. Я сидел у самого выхода из камышовых зарослей на чистую воду, погрузившись по самое горлышко, и внимательно наблюдал за бесновавшимися на берегу кирасирами. Не зная, поможет ли это мне оттянуть момент полного замерзания, я на всякий случай попеременно напрягал мышцы ног, рук, живота. Мама дорогая, грозят мне все радости пневмонии, простатита и прочее и прочее! А как в этом мире лечиться от этих напастей без антибиотиков, я совершенно не знаю! Подозреваю, что никак.
Наконец сообразив, что подстрелить меня «вслепую» не получится, один из тимландцев направил-таки коня в реку. Недовольно фыркая, боевой конь проложил тропу сквозь камыш и вышел на чистую воду метрах в десяти левее меня. Аккуратно, чтобы не выдать себя плеском воды, я повернулся на пол-оборота, чтобы держать в поле зрения обоих противников.
Забравшийся в реку кирасир поозирался по сторонам, громко выругался, а может, просто пообещал мне всех благ, когда поймает, и развернул скакуна обратно к берегу. Поднятый им шум отлично заглушил всплески от моих гребков – я решил воспользоваться моментом и стартовал к противоположной стороне заводи.
Проплыв примерно половину дистанции, я оглянулся: в опустившейся тьме уже с трудом угадывались скрывающие берег камышовые заросли. Никаких признаков тимландцев обнаружить не удалось, поэтому, уже не опасаясь шума, я с удвоенной энергией погреб к спасительному берегу.
13
В расположение своего полка я вышел на рассвете. Мне крупно повезло – после того как, трясясь всем телом от холода, выбрался из реки, отжал и вновь напялил на себя мокрую одежду, я довольно быстро вышел к костру местных пастухов. Там меня долго растирали, кутали в одеяла, кормили горячим бульоном, поили травяными отварами. И настойчиво уговаривали остаться до утра, тем более что после ноябрьского купания и последовавших за ним восстановительных процедур меня неудержимо тянуло в сон. Но я упрямо, словно заклинание, твердил о том, что мне нужно вернуться, срочно, сейчас. В конце концов, пастухи махнули на меня рукой, снабдили двумя овечьими шкурами и смирной лошадкой, а потом самый молодой из них сопроводил меня до ближайшего брода через Солянку. И слава богу, что этот самый брод позволил переправиться на левый берег без окунания в воду.
В штабе Белогорского полка мне и сообщили о бесславных результатах вчерашнего дня для нашего войска.
– Плохо, Михаил Васильевич, совсем плохо, – сокрушенно качал головой подполковник Волков, – зеленодольцы переправлялись в тот момент, когда бегущие драгуны примчались к мосту, а на их плечах и кирасиры тимландские подоспели. Переполох, давка, паника, смешалось всё. Мы-то с ивангородцами в то время только на подходе были, пока поняли, что происходит, пока сообразили, что делать – столько народу затоптали, да порубили, да в реке потонуло! Генерал Веремеев требовал срочно ударить в штыки, слава богу, полковник Крючков сумел отговорить старика. Крючков выдвинулся левее переправы, мы правее, да пушкари стали палить навесом через головы наших драгун да зеленодольцев. Удалось угомонить кирасир, они-то без поддержки пехоты да артиллерии подошли, нечем возразить было.
– А что царевич?