Как буйный предгрозовой вихрь, как чёрный смерч в степи бушевала, клокотала, бесновалась кровавая битва на Росавской Поляне.
И с одной и с другой стороны падали убитые и раненые. Поляне не отступали. То и дело вырывались из их широко раскрытых ртов боевые возгласы, их глаза горели неистовством и отвагой, а сильные руки, казалось, не знали усталости и беспощадно разили ворога. Передним лавам - на них обрушилась главная тяжесть боя - беззаветно помогали стоящие за ними: занимали места погибших, выносили раненых, забрасывали стрелами гуннов через головы впереди стоящих воинов.
Гуннам так и не удалось прорвать плотные глубокие лавы полян. А вся надежда на победу в бою зависела от успешности первого удара. Если он не получался - обращались в бегство. Так и теперь. Потеряв несколько сотен лучших своих воинов, а главное, утратив возможность на быструю победу, они сражались уже без воодушевления и часто поглядывали назад - нет ли сигнала к отступлению?
Внезапный перелом наступил, когда над побоищем раздался, перекрывая шум боя, чей-то резкий гортанный окрик:
- Хе-хек!
Он заставил гуннов, которые всё ещё бились с полянами, отхлынуть назад, развернуть коней и пуститься наутёк.
Кий понял: это в крылья и в спину орде удалили князья Гордомысл и Ходота. Вот теперь - наступать! Добивать ненавистного ворога!
- Вперёд, поляне! Вперёд!…
Ломая строй, поляне бросились вдогонку за всадниками, которые в туче пыли сбились в неуправляемое скопище и безуспешно пытались как-то вырваться из тесного клубка на широкий степной простор. Пешие преследователи догоняли их, подсекали, рубили коням сухожилия ног, а потом безжалостно убивали падающих на землю всадников.
Бой снова начал разгораться. Теперь уже оборонялись гунны, оборонялись яростно, с отчаянием пробиваясь из окружения. Те, кто был в центре сражения, как пчелиный рой вокруг матки, окружили кагана, всячески защищая его от славянских копий или случайных стрел.
Кию подвели коня. Он вскочил в седло - быстро окинул взглядом неистовое побоище. Слева рубились воины с Десны и Сейма, справа - с Припяти и Здвижа. Они зажали гуннов как в медвежьих объятиях. Воины Гордомысла и Ходоты напористо шли навстречу друг другу. Сзади - гуннов подрезали мечи полян.
- Славно!… Славно!… - удовлетворённо приговаривал князь Кий.
Вдруг в глубине вздыбленной, кружащейся орды он увидел малиновый верх соболиной шапки. Каган Эрнак! Так вот ты где, степной разбойник! Тебя как волка обложили соединённые воедино силы славянских племён! Теперь не уйти тебе! А если и сбежишь, то никогда не захочешь возвращаться сюда. Теперь тебе отольются кровь и слезы князя уличей Добромира и его одноплеменников! Отплатится столицей кровь княжича Радогаста и всех полян, кто полёг от сабель и стрел гуннов!
- Други мои, - воскликнул Кий, указывая мечом в сторону орды. - Достаньте-ка вон того старого пса Эрнака! Поднимите его на копья! Пусть все увидят его конец!
Подбодрённые его словами воины снова кинулись вперёд, прокладывая себе дорогу копьями и мечами в страшной тесноте. Через головы всадников, в направлении, указанном Кием, взвились стрелы - а вдруг, какая и попадёт в кагана…
Но цели ни одна не достигла, не успел прорубиться к ней ни один из мечей полян. Отчаянная атака массы всадников на стык северян и древлян увенчалась, наконец, для гуннов временным успехом. Орда ринулась в пролом, как вода из прорванной плотины в узкое русло - ринулась в степь, подальше от ужасного сражения.
Когда кольцо вокруг тех, кто не успел ускакать, снова замкнулось, Эрнака и след простыл. Плотно окружённые остатки его воинства сдаваться не захотели и оказали отчаянное сопротивление. Но оно недолго длилось. Засыпаемые со всех сторон стрелами, гунны падали на землю и погибали в окровавленной траве, под копытами своих же коней.
Наконец битва стала угасать, зачахла и сама собой прекратилась. Над страшным, чудовищным побоищем, над всей Росавской Поляной, постепенно начала устанавливаться какая-то необычная, торжественная тишина. Даже стоны раненых воинов и жалобное ржание изувеченных коней, после крика, гама, лязга, клёкота, всего того, что бурлило и бушевало здесь совсем недавно - звучали приглушённо и не могли ощутимо её нарушить.
К середине поля сходились, стекались усталые, но радостные победители, рукавами полотняных рубах вытирали потные лица, а травой - обтирали мечи от крови и с усталым недоумением и уходящим страхом поглядывали на тёмные груды вражьих тел, на убитых коней и раздробленное, исковерканное оружие. Неужели это они смогли содеять такое?
Зад ними в чистом спокойном небе величаво катилось золотое колесо Даждьбога.
Когда все собрались, Кий, не сходя с коня, протянул к солнцу руки, и, не стыдясь радостных слез, орошающих его лицо, громко, на всю Росавскую Поляну, начал говорить: