— Согреть? — я осмотрелся — бревен вокруг валялось в изобилии, но все промокли насквозь. — Сейчас, наколю дров и выпарю из них влагу.
— Чего?
— Ну, чтобы костер разжечь.
— Какой еще костер? — она чуть покраснела и смущенно отвела взгляд. — Обними меня, дурак.
— А…
Я шагнул к ней с благородным порывом и трепетом в сердце. Яра же махнула рукой, и вылетевшее из озера щупальце окатило меня водой с головы до ног.
— Ты совсем еханутая? — от лютого хлада перехватило дыхание.
— Согрей меня, — передразнила она себя же. — Мур-мур-мур, мяу-мяу. Телячьи нежности. Фу!
— У тебя совсем крыша протекла? — злоба колыхнула душу так, что темная волшба заструилась сквозь поры. — Что с тобой происходит?
— А с тобой? Может, соберешься уже, наконец? Мы с тобой не на сеновале милуемся. Мы в логове древнего зла, куда больше ста лет не ступала нога человека. И легкий холод — это все, что тебя волнует?
— Меня не холод волнует, а ты! — рявкнул я. — И твое поведение. В последнее время я тебя вообще не узнаю!
— Да потому что я волнуюсь, черт тебя подери! Дело всей моей жизни висит на волоске. Если нас не допустят до экзаменов… — Яра стиснула кулаки и сжала губы. — Даже думать не хочу, что тогда будет.
— Успокойся, — я шумно выдохнул и сбавил обороты. — За избу нам накинут не меньше девятки. И этого за глаза хватит для допуска.
— Надеюсь. А теперь выключи заботливого милого отрока и верни темного чародея. Первые меня никогда не занимали, а без второго не обойтись.
— Я могу быть и тем, и этим. Это несложно.
Полудница с отвращением фыркнула.
— И одежда нам все же нужна. Надо обыскать ближайшие дома.
— Есть мысль получше, — Яра зашагала к пролому в стене. — Идем.
Прогулка по руинам оказалась тем еще удовольствием, несмотря на яркий колдовской фонарь спутницы. Свет отбрасывал неверные тени на пустые проемы окон и захламленные подворотни, за которыми мерещились мрачные фигуры. А может и не мерещились.
Напали на нас всего раз — искалеченный упырь сиганул прямо с крыши, но превратился в гуляш еще на подлете. Я порубил его на куски теневыми лезвиями, а подруга поджарила лучом — на этом нападения закончились, хотя до ушей отчетливо доносились хрипы, стоны и стук когтей неподалеку.
— Почему город не стали поднимать? — спросил я, осторожно шагая по колотым булыжникам. И это, смею напомнить, босиком.
— Не знаю. Может, не хватило силы. Может, посчитали, что проще построить новый, чем чинить развалины. Может, здесь завелось неведомое зло, и его предпочли запечатать и забыть навеки. Может, причина вообще в другом. Какая разница? Главное, что Китеж покидали в спешке, и тут есть чем поживиться.
В доказательство она толкнула остатки двери некогда модного бутика, за которой все еще висела одежда — потрепанная, запыленная, но вполне добротная.
— Вещи для господ прострачивают зачарованными нитями, — пояснила девушка, касаясь рукавов и лацканов так, словно выбирала обновки в нормальном магазине. — В них есть магия — слабая, но способная уберечь ткани от времени и паразитов. Так что не стесняйся. Сегодня на все скидка — сто процентов.
Я выбрал темную тройку с белой рубашкой и красным галстуком, сапоги из толстой кожи и утепленное кожаное пальто — для исследования подземелья самое оно. Яра же все еще бродила по рядам, разрываясь между сугубо утилитарным унисексом и облачениями для истинных барышень.
— Тебе нравится, как я одеваюсь? — неожиданно спросила спутница.
— Если этот диалог закончится как предыдущий, то лучше я помолчу.
— Я серьезно, — она подошла к треснутому ростовому зеркалу и приложила к груди багряное платье. — Тебя не смущает, что твоя спутница одевается, как мужик?
— Ты одеваешься согласно обстановке. Если надо воевать — то как мужик. А если на бал — как леди.
— Но я все равно не такая изысканная и утонченная, как Айка, верно?
— К чему ты клонишь?
— К тому, что я — воин. Точнее, боевой целитель. Меня готовили к этому всю мою жизнь — с самого раннего детства. Конечно, женским премудростям тоже учили, но лишь как небольшое дополнение. Вот интересно — ты бы взял в жены такую, как я?
— Какую — такую? Злобную и желчную, что окатывает исподтишка водой? Вряд ли. Отважную и добрую, что всегда готова прийти на помощь? Да, вполне. Если ты думаешь, что я сужу о людях по одежде и манерам, то глубоко ошибаешься. Для меня куда важнее устремления и поступки.
— И как ты судишь обо мне?
— Если честно, то раньше — сугубо положительно. Но сейчас ты меня откровенно пугаешь. В том числе и такими вопросами.
— А что в них такого? Я не задавала их раньше, потому что не до того было. Сейчас, впрочем, тоже, но… — полудница опустила голову. — Времени остается все меньше.
— Для чего?
— Для нас с тобой, — она горько усмехнулась. — Единственный выходной — и тот закончился вот этим. А очень скоро нам придется расстаться навсегда.
— Я могу побыть здесь подольше. Дома все равно никто не ждет. Вряд ли левый чувак убедит родителей, что он — их сын, переселившийся в чужое тело. Так что месяцем раньше, месяцем позже… какая разница?