Князь Китежа

— Да потому, что тут явно с двух сторон постарались. Сначала моль натрескалась зачарованной пряжи, а потом еще и артефакт добавил. Признавайся — ты ковры в трюм засунул?

— Попридержи язык, девка! — огрызнулся змей.

— Горыныч! — пришлось подключиться мне. — Я что, зря старался? Хочешь, чтобы у тебя четвертая голова выросла и корила за жульничество и вранье?

Под грузом вины и косвенных улик припертый к стенке ящер выдал все, как на духу:

— Летучее дерево очень дорогое! И в большом дефиците. И его не так-то просто раздобыть нечисти вроде меня! Поэтому я велел тайком замуровать под вторым дном несколько самолетов… Только и всего! Просто чтобы добавить скорости и устойчивости.

— Несколько — это сколько? — Яра нахмурилась.

— Несколько — это несколько…

— Горыныч! — с укором повторил я, и подозреваемый окончательно раскололся.

— Пятьдесят штук.

— Пятьдесят⁈ — полудница аж рот приоткрыла от удивления.

— Да, — змей скрестил руки на груди. — Ровно полсотни. Вся годовая прибыль ушла, но победа окупила бы все сторицей.

— Боюсь, у меня плохие новости, — сказал я. — Понимаю, что ты хотел как лучше и не замышлял зла, но одна маленькая ложь обойдется тебе очень дорого.

— К чему ты клонишь? — прорычал в ответ.

— Вервь придется сжечь. Целиком, вместе с основанием, а пепел затопить в озере.

— Да ты с ума сошел, человече⁈ Это дело всей моей жизни!

— Если хоть одна моль попадет в город, там не останется ни одной живой души. А если заразу разнесут по империи, оба наших народа окажутся на грани вымирания. Торговать уже будет не с кем. И золото вряд ли тебе понадобится.

— Скажи, чародей… — Горыныч протяжно выдохнул. — Ты умеешь ворочаться в прошлое? Я бы отдал все деньги, лишь бы не вписываться в проклятую гонку.

— Не умею, — холодно произнес я, хотя чисто по-человечески мне было очень жаль зеленого. — Никто не умеет, даже боги. Иначе наш мир выглядел бы совсем иначе.

— Это уж точно, — он сощурился и покосился на терем, где за окном маячили шелковые маски наложниц. — Значит, иного выхода нет?

— Ты представляешь, сколько сил и времени уйдет на освещение всех строений? И даже это не даст гарантии, что моль не спряталась в какой-нибудь щели или зазоре. Мы не можем так рисковать. На кону стоит слишком многое.

— Зараза… — ящер сокрушенно ударил кулаком в стену и оставил на доске заметную вмятину. — Может, все же есть иное решение? Позвать на помощь колдунов из Академии или вроде того… Это же не только моя прихоть. Небесный торг приносит Китежу большие барыши.

— Ты предлагаешь выбирать между прибылью одного города и гибелью всего живого, — проворчал я. — Уверен, что спор того стоит?

Он запрокинул голову, зажмурился и после недолгих раздумий выдохнул:

— Нет. Не стоит.

Едва змей это сказал, как вдали раздался громкий треск и хруст, а настил ощутимо накренился. Не так, что с него можно упасть, но стоять стало куда как неудобнее. А вместе с полом покосились и прочие строения, явно не предназначенные для таких углов.

Как оказалось, прямо посреди верфи вспучилась прореха из измочаленных бревен, похожая на сложенный горкой громадный костер. Очевидно, собравшаяся в центре моль каким-то чудом умудрилась подточить еще и дерево, из-за чего настил грозился разломиться надвое, как печенье. Вряд ли верфь рухнет камнем вниз, но одну ее часть может запросто отнести к городу, а посыпавшийся на крыши мусор и обломки неминуемо заразят Китеж смертоносными паразитами.

— Пора, — я хлопнул дракона по плечу. — Теперь тем более ничего не исправишь.

Сам же отправился в терем — готовить одновременно и эвакуацию, и карантинные мероприятия. План был таков — погрузить всех голышом на ладью и высадить на безлюдном островке посреди Светлояра. Дать им как следует загореть на солнышке, внимательно всех осмотреть и развести по домам на коврах-самолетах, а посудину предварительно сжечь. Если все доберутся восвояси без происшествий — значит, угрозы больше нет.

Старшина внимательно выслушал задумку, покачал головой, но все же согласился. Гребаная моль менялась не по дням, а по часам, и приобретала все новые и новые свойства. А следующая на очереди и самая очевидная мутация — это уменьшение чувствительности к свету, после которой тварей не остановят сами боги. Возможно, спустя несколько веков из этой дряни вылупились бы тираниды, но подтверждать эту гипотезу лично я не очень-то хотел.

Нагруженное до предела судно медленно поплыло к плоскому клочку земли посреди бескрайних вод. Мы с Ярой стояли на корме и наблюдали, как Горыныч пикирует на обломки и поливает жидким пламенем ангары, хоромы и стапели. Видимо, моль умудрилась неплохо так изгрызть бревна, и те мгновенно вспыхивали, словно пакля или солома.

Очень скоро летучий плот превратился в громадный сгусток огня, из которого в озеро падали пылающие капли. Зрелище открылось воистину завораживающее, но восхищались им только мы — купцы же охали, причитали и шептали то молитвы, то проклятия.