Князь Лавин

Господина Цао было очень сложно удивить. За свою долгую жизнь при двух императорах господин Цао узнал о человеческой натуре все (или почти все), и привык к тому, что его предположения о людях, их поступках и устремлениях почти всегда оказывались верными. Однако как тут было не удивиться, когда на его пороге без предупреждения появилась Госпожа Хризантем собственной персоной, даже не сделав вид, что не желала застать его врасплох? Шелестя своими темно-пурпуровыми одеждами, императрица просто отодвинула сухонькой ручкой ошалевшего евнуха у дверей, и предстала перед глазами Цао, в этот момент озадаченно ковырявшего особенно неприятный гнойник на шее, в опасной близости от жилы. Гнойник беспокоил его давно, и болел, а примочки из " девяти сокровищ", которые обычно применяли для лечения гнойных ран, почему-то не помогали.

Увидев Жань Э, Цао слегка смутился (и это тоже было для него весьма забытым чувством). Несколько суетливо он поднял свое грузное тело из кресла и принялся шумно и фальшиво выражать свой восторг по случаю посещения августейшей повелительницы. Однако в его мыслях царил полный разброд.

Он и императрица-мать всегда были заклятыми врагами в борьбе за влияние на императора. Однако последние лет десять, понимая, что ей не удается убрать с придворной сцены назойливого евнуха, Госпожа Хризантем предпочитала его вовсе не замечать, иногда демонстративно делая брезгливые жесты в его сторону. Господин Цао предпочитал всегда сохранять почтительность и некоторое обиженное недоумение: ах, я так стараюсь, за что же?…

В данный момент императрица смотрела на него в упор, отбросив все ужимки. В ее взгляде было нечто такое, что Цао сразу сел прямо.

Жань Э посидела какое-то время, потом сладко улыбнулась:

– Я хочу пить. Не прикажешь ли подать напитки?

Цао, силясь удержать разбегающиеся мысли, хлопнул в ладони и послал молоденького служку за охлажденным соком, – последнее время уже становилось жарко. Все, что ему приходило в голову, – что Госпожа Хризантем попытается его отравить. Потому, едва принесли поднос, он, нарушая все приличия, первый взял с него пиалу с абрикосовым льдом, улыбнулся императрице и жадно отпил:

– Прошу простить старика. Жажда замучила.

Жань Э невозмутимо взяла вторую пиалу и отпила. На ее лице почему-то появилось облегчение… и решимость.

– Тебе известно что-нибудь о гулях, Цао? – неожиданно спросила она.

Господин Цао удивился во второй раз. Конечно, его осведомители собирали немало из гулявших последнее время по империи слухов, и даже разбирали пару непонятных случаев. Правда, расследование ничем не кончилось. Обычное дело – исчез один из его лазутчиков. Сбежал, поди, – после того как заснул и по нерадивости упустил того, за кем ему было поручено следить. Господин Цао славился тем, что некоторых нерадивых лазутчиков собственноручно оскопил. За плохую службу.

– Кое-что, – осторожно ответил он. Глупая старуха, – ей, верно, наболтал эту чушь кто-то из фрейлин.

– У меня есть свидетели, готовые подтвердить, что наш первый министр, господин Той, – гуль. Надеюсь, ты изучал историю, Цао? Пятьсот лет назад гули были по-настоящему опасны для существования династии – сказала Жань Э, буравя его пристальным взглядом. Ее парадное облачение пяти цветов, обильно украшенное золотой нитью и сердоликами, просто-таки слепило глаза, мешая ему следить за выражением ее лица.

Цао, естественно, изучал историю, и весьма тщательно, подчерпнув оттуда не одну блестящую идею, позволявшую ему столь долго удерживаться у трона. Однако, по его мнению, гули были выдумкой летописца, скорее всего написавшего свой трактат в одном из монастырей, где почитали Желтого Монаха.

– Кроме того, по моим личным наблюдениям, военный министр Жэнь Гуй также… ведет себя весьма подозрительно, – добавила Жань Э.

Да уж. После неожиданного падения обеих Гхор следовало бы ожидать, что министр немедленно использует открывающиеся возможности, (а как же, планы победоносных компаний, набор войск, дислокации, – это все прекрасная возможность доказать императору свою востребованность на высоком посту!). Однако Жень Гуй, против всякого здравого смысла, тянул и тянул. Шуань-Ю даже несколько раз спрашивал, так что же с Гхор, однако тот ограничивался какими-то невнятными оговорками. Совсем на него непохоже, – что правда, то правда, Цао и сам заметил.