Князь Лавин

Она повернулась, чувствуя, как возвращается та заполнявшая ее до краев решимость, с которой она годами жила на родине. Да, Великая Степь дала ей то, чего она не знала ранее, – возможность жить безмятежно, наблюдя за временем, текущим сквозь пальцы, словно песок. Но это – всего лишь временная передышка. Отдых после долгой болезни.

– Подожди, – Чиркен схватил ее за руку, – Что же с Шамдо?

" Мы победили?"

Ицхаль прикрыла глаза, вслушиваясь в отголоски своего видения.

– Город горит.

***

Город горел. Многоголосый вопль, не умолкая ни на мгновение, висел в сизом душном воздухе и казалось, что это он обрел вкус и запах, запах дыма и крови. С поразительной сноровкой люди Илуге натянули прямо на обломках хуа пао легкую палатку, застлали пол кожами. Где-то там, за ее пределами, все еще шел бой, страшный в своей ожесточенности.

Теперь Янира лежала ровно и неподвижно, трепетавшая на солнце плотная ткань бросала ей на лицо блики, и казалось, что ее лицо оживает, движется, – и это сводило у ума от всполохов напрасной надежды. Ее сердце еще билось, но так чудовищно медленно, что Илуге мог насчитать пять ударов собственного сердца, пока на ее запястье хотя бы один раз, – так неуловимо! – толкнется кровь. Кровь перестала течь из ужасной раны на голове, дыхание почти замерло. Она умирала, именно это Илуге читал в голубых, посеревших от горя глазах Онхотоя, торопливо раскладывавшего рядом с ней свои травы и амулеты.

Нагнувшись, он нерешительно пощупал ее руки и ноги, со свистом вдохнул, и принялся очень быстро и аккуратно обрезать рыжие волосы, разметавшиеся в беспорядке, вокруг раны, осторожно отлепляя и отбрасывая за спину намокшие от крови пряди. Глядеть на ее рану Илуге просто не мог, – он, вот только что разрубавший кости и мясо одним ударом наотмашь! Достаточно было одного беглого взгляда на обнаженный мозг, на кость черепа, вошедшую внутрь, чтобы Илуге начало трясти с ног до головы неудержимой дрожью – а потому он просто не смотрел. Губы Онхотоя шевелились, повторяя слова, которых не было в человеческом языке, – защитные заклинания. Воздух вокруг его рук дрожал.

Ее лицо дрогнуло, в потрескавшиеся губы судорожным всхлипом вошел воздух, затем тело опять обмякло. Пульс зачастил было… и пропал.

– Дыши за нее, – велел Онхотой, не прерывая работы. Илуге знал, что это значит. Надо вдохнуть воздух из своей груди в губы больного, протолкнуть его внутрь, к сердцу, средоточию жизни.

Он охватил ее лицо ладонями, прижался губами к губам. Подумать только, так недавно он мечтал сделать это, исходя стыдом и желанием! Так недавно! Губы безвольно раскрылись, и он принялся вдох за вдохом вдувать воздух в ее горло, не выпуская руки. Через бесконечный промежуток времени кровь снова толкнулась в вены, – вяло, безжизненно.

– Я… не умею лечить такие раны, – хрипло сказал Онхотой, – Никто не умеет.

Он уже выбрил волосы рядом с раной, где осколок кости вошел в мозг, однако трогать его не решался.

Илуге оторвался от своего занятия и повернул к нему измученное лицо:

– Мы можем сделать еще что-то? Хоть что-нибудь? – в его голосе звучала мука.

– Я… попробую позвать Заарин Боо, – сказал Онхотой. По его тону чувствовалось, что он не очень верит тому, что сам говорит, – Сам бы я не смог перенестись оттуда, где он сейчас, но Заарин Боо сильнее меня. Может быть…получится. Это все, что осталось.

Его лицо осунулось, стало отсутствующим. Илуге ощутил, что остался один.

Тело Яниры снова содрогнулось в короткой судороге, черты лица заострились. Илуге уже видел это на лицах умирающих людей. Сейчас…

Сзади дохнуло холодом, по мертвой руке мурашками поползла ледяная волна. Илуге знал, что это значит, даже слишком хорошо. Хрустальный смешок, призрачная рука, протянувшаяся к девушке…

И тогда он сделал это. Сделал. С нечленораздельным воплем он стряхнул кольчугу с руки и схватил протянутую руку Исмет, – Той, Что Приходит, – отводя ее от бледного лица Яниры.

В следующее мгновение мир вокруг него исчез.

– Наглец, – прошипела Исмет, средняя дочь Эрлика. Дочери Эрлика, – она, Исмет, и ее сестра, рыжая кошка Эмет, – когда-то отметили его этим проклятием, убивать все, к чему он прикоснется. Руку сковало невыносимым холодом, она до самого плеча, казалось, прекратилась в неповоротливый тяжелый обрубок льда.

– Ты не получишь ее, – прорычал Илуге, – Не получишь.

В следующее мгновение он понял, что сжимает рукой воздух.

Они стояли на хрупких черных камнях под черно-багровым небом Эрлика. Янира неподвижно лежала между ними: казалось, она просто спит, раскинув руки и по-детски приоткрыв рот, – если бы не зияющая черным рана над левым ухом

Исмет, будучи созданием этого мира, двигалась совершенно беззвучно. Еще мгновение назад Илуге держал себя между ней и ее жертвой, – и вот она уже просто возникла, смеясь, по другую сторону от девушки. Звук ее смеха заставлял неудержимо дрожать.