Князь Левой Реки

– И выходить! Тоже! Не! Советую! – отчеканила Ольга, грозно взглянув на санитарку, которая побежала было посмотреть, кто ещё пришёл. – Если жить хотите, оставайтесь со мной, ой…

* * *

Оборотни ждали Вурду у входа в здание акушерского пункта.

– Окон сколько там? – Северсвет кивнул на родильную палату, когда оборотень подошёл.

– Два, – ответил Вурда.

– И значит, всего пять, – посчитал лаюна. – Дверь мы сможем закрыть. Там железная рама и сама дверь стальная.

– Мало, – покачал головой оборотень.

– Но хоть что-то, – хмыкнул Северсвет. – Выход со второго этажа один, есть решётка, тоже закроем. Но вот первый этаж. Решётки только на двух окнах – вахтёрской комнаты и склада. Три окна по одной стороне полностью открыты для атаки.

– Значит, там и встанем, – кивнул Вурда. – Ты внутри останься, на случай, если прорвутся через нас.

Встречать «гостей» оборотни вышли вчетвером. За фельдшерским пунктом открывалось заснеженное поле, и ночное небо с яркой луной. Здание располагалось на самом краю деревни, и по всей улице за ним горело всего три фонаря. Стояла тишина.

Оборотни встали у окон.

Вурда заглянул через них в родильную комнату. Там стонала Ольга, и покрикивала на женщин:

– Большой ребёнок, знаю! Ой! Да, дышу, дышу!

На подоконник опустился ястреб с синим взглядом, оглядел оборотней.

– Может, зря засаду не делаем, – сказал один из них.

– А не поможет, – покачал головой Вурда. – Эта группа по нашему следу шла, значит, знают сколько нас.

Он всмотрелся в тихое поле, усмехнулся:

– Да и сами вон не скрываются.

Шесть тёмных пятен вдалеке прорисовались в фигуры волков. Двое отделились от остальных, направились по кругу, чтобы осмотреть здание и подступы к нему, а четвёрка прямиком к оборотням у окон.

Подойдя, в людей превращаться не стали. Потом обратно звериное тело принять секунды две-три понадобится, а для боя это плохо.

– Что ж вы за дитём-то гонитесь? – спросил Вурда. – Неужели мало крови на сегодня?

Старший группы усмехнулся, показав клыки:

– Дитё вырастет, ворлак. И род Рилевских дальше пойдёт. А я клятву дал на крови, что пока последний из них не сгинет, убивать их не перестану.

Вурда тяжело вздохнул.

– Как зовут тебя? – спросил он. – Из какого ты клана?

– Хар, – назвал оборотень своё имя. – А клан мой ты не знаешь, потому что он погиб на Рилевских землях.

– Так не надо было на них приходить, – сказал Вурда. – За что мстишь? За то, что предки твои убивать пришли, а Рилевичи им этого не позволили?

Хар оскалился:

– А могли бы и сдаться нашему повелителю. Жизней сберегли бы тысячи и сами не полегли бы.

– Мёртв твой повелитель, – произнёс Вурда. – А вы всё ему служите.

Навийский оборотень засмеялся:

– Был бы мёртв, его кровь в реках Навии не текла бы.

Вурда вздрогнул при этих словах. Но и сам знал, что воды в Навии снова темнеют. И довольно быстро. А значит, мрака в них уже много. И поэтому Хара и остальных Навийских оборотней, что эту воду пьют, ему не уговорить. Слишком их ненависть сильна, потому что силой Озёр Мрака напитана.

– Отступитесь, – всё-таки произнёс Вурда. – Тогда живыми отпустим.

Волки зарычали. Оборотни Вурды напряглись, упёрлись носком стопы в землю, чтобы лучше оттолкнуться в прыжок.

– А тебя, ворлак, я частями отпущу, – оскалился Хар, и взглянул на ястреба с синим взглядом, что наблюдал за всеми.

Он сразу понял, чей взгляд птица несёт, и кто сейчас на них смотрит. И поэтому с удовольствием добавил:

– Голову твою, ворлак, верховной берегине отдам, в пасть тебе младенца вложу, и кровью вашей сверху полью…

В здании раздался Ольгин крик.

– А, вот и князь! – захохотал оборотень. – К смерти торопится!

Вурда прыгнул в этот же миг. Пламя обращения ещё не погасло, а оба волка уже сцепились клыками и когтями, и покатились в снег, окропляя его кровью.

С рёвом все ринулись в схватку.

* * *

Ольга слышала их. Все голоса, весь рёв, удары и топот множества лап.

В соседней комнате что-то внеслось в здание, выбив окно. И судя по звукам ударов о стены и скрежета когтей, разрывающих выложенный кафельной плиткой пол, перед самой родильной палатой шёл бой. Тонкие щёлки, оставленные занавеской над стеклянной частью двери, покрыли брызги красных капель.

Ольга помнила, что Вурда на улице, а здесь в здании остался Северсвет. И с каждым ударом она ждала, что дверь разлетится и собаку с белыми лапами бросят перед ней.

Фельдшер и санитарка тряслись от ужаса, но чтобы окончательно ему не поддаться, сосредоточились на работе. У них была роженица. А Ольга кричала громко, чтобы заглушить всё, что творилось сейчас в здании и на улице. Но голос ребёнка не пропустила. Едва он коснулся её слуха, она замолчала. В руках фельдшера плакал её сын.

– Дайте, дайте! – Ольга встала на кресле, невзирая на боль, и ещё не обрезанную пуповину.

– Сейчас, сейчас, – фельдшер делала всё быстро. – Вот…

Ольга протянула руки за малышом, взяла его:

– Дайте полотенце! И простынь!

Она промокнула влажное тело младенца, завернула его сама, прижала к груди и только тогда посмотрела на лицо. И замерла, глядя в большие глаза потрясающего голубого цвета. Такого, будто вода в песчаных берегах на ярком солнце.