Князь мертвецов 2

— Я прогуливаю. — хмуро буркнул Ингвар.

Чтоооо? Прогуливает? А как же орднунг? И пресловутая германская добросовестность?

— Мне объявили бойкот, — с трудом выдавил Ингвар.

— П-почему? — растерялся Митя. Бойкот в обществе — это очень и очень серьезно. Глупо, конечно, со стороны Ингвара, неодобрение прыщавых реалистов воспринимать серьезно, но с другой стороны, на лучшее общество германец рассчитывать не может, вот и ценит, что имеет.

— Из-за участия в ночной вылазке, — отмахнулся Ингвар. — Говорят, что поддержал царскую сатрапию, угнетающую народности империи. Что полицмейстера обязательно выставят жертвой, а каббалиста повесят — и это я во всем виноват.

— Ваши приятели вам изрядно льстят, Ингвар! — возмутился Митя. — В следующий раз извольте объяснить им, что виноватым во всем здесь могу быть только я. И не присваивайте себе чужие лавры!

Ингвар грустно усмехнулся, почему-то приняв Митины слова за шутку.

— Во многом они правы: навряд арестанты могут рассчитывать на справедливый суд. Но чтоб вы знали, Митя, в этот раз я вас ни в чем не виню! — горячо выпалил он. — Я знаю, вы просто не могли поступить иначе, у вас это инстинкт…

— Как у животного? — недобро прищурился Митя. — Скажите вашим сотоварищам — если, конечно, они пожелают с вами разговаривать! — не мог не уколоть он Ингвара, и с удовольствием полюбовался, как дрогнуло лицо германца. — Что насчет суда речь пока вовсе не идет, а на справедливое расследование арестанты рассчитывать могут. Вчера на совещании у губернатора отец настоял.

«И я немного помог, но надеюсь, об этом акте человеколюбия никто не узнает! Не хотелось бы портить себе репутацию: светскому человеку не должно быть дела до столь тривиальных материй, как жизнь или смерть какого-то Пахомова и какого-то Шнеерсона.» Хотя лицезреть пристыженно-благодарный Ингваров взгляд было приятно.

— Я вас обидел? — пробормотал Ингвар.

— Немного. Но вы не волнуйтесь — при первой же возможности я вас тоже обижу, — успокоил его Митя.

— Да я еще предыдущие ваши разы… не покрыл, — буркнул Ингвар, и Митя воззрился на него в негодовании. — Уходите?

— Да! Нуждаюсь в утешении, знаете ли. После всех нынешних потрясений, — томно-страдальческим тоном отозвался Митя, взглядом давая понять, что главное из потрясений — это как раз Ингвар.

— О ком другом я бы подумал, что идет в церковь, но вы… вы направляетесь к альвийскому портному! — хмыкнул Ингвар, на что Митя одарил его негодующим взглядом и направился вон.

— С именинами барича! — браво пристукивая черенком метлы о мостовую, отрапортовал прибирающий у парадного входа Антипка и расплылся в щербатой улыбке.

— Благодарю. Вот, выпей за мое здоровье.

Брошенный Митей гривенник был с благодарностью пойман.

— Завтрева — всенепременно, — заверил Антипка, засовывая гривенник за пазуху.

— Что ж не сегодня? — рассеяно поинтересовался Митя, обдумывая, нужно ли одаривать горничных с кухаркой. Георгии так гривенник-то не кинешь — представив суровую статную кухарку, Митя даже плечами слегка повел от неловкости. Да и Леське…

— Дык… неспокойно нынче, говорят, в городе-то, — обнимая метлу, как родную, пробормотал мужик. — Слухи ходють дюже страшные. Бают люди — быть смертоубийствам!

— Так были уже… — обронил Митя. Про смертоубийства он знал побольше Антипки, и они его не слишком интересовали. Он кивнул мужику и пошагал к Екатерининскому проспекту — навстречу восхитительному дню.

Глава 18. Смеяться и презирать

Улицы сияли. Небо блеклое, все же осень, но так даже лучше, от красок и без того слепило глаза. Деревья — золотые, оранжевые, багровые — были насквозь пронизаны солнцем, а Екатерининский бульвар, по которому шагал Митя, устилал сплошной лиственный ковер. В первое мгновение он даже остановился, не осмеливаясь ступить. Облетевшие листья полностью скрыли булыжники, протянувшись дорожкой сплошного золота с редкими вкраплениями оранжевого и бордового. Сверху спланировал лист каштана — широкий, золотисто-зеленый, похожий на развернутый павлиний хвост. Митя поймал его в воздухе. Захотелось как в детстве, когда он гулял с няней в Александровском саду, собрать букет, жаль только, подарить некому. Ребенком он дарил их маме, а сейчас, разве что Ниночке. В ответ на коробочку. Барышне подобранные с земли листья не вручишь, барышням нужны букеты в хрустящей бумаге из цветочной лавки.

Один раз пришлось свернуть с дороги, обходя по широкой дуге развороченную мостовую — пара мастеровых устанавливали газовый фонарь. Человек пять зевак толпились вокруг, отпуская авторитетные замечания.

— А че так близко-то? — с умным видом тыкал в готовую ямину мужичок с плотницким рундуком на плече. — Пролетки ж краем цеплять будут!

— Ты плотник? Вот и иди себе, сострогай чего! — пропыхтел один из рабочих, вытирая пот со лба. — Как сказано ставить — так и ставим, паны, небось, лучше знают, где ентой штуке светить — на то у них образование имеется.

— Отакое у них, видать, образование! А я тебе говорю, будут цепляться! — разобиделся плотник.

Митя обошел их, оставив свару за спиной, и пошагал дальше по бульвару.