Княгиня Зинаида Николаевна Юсупова в кабинете. Фотография начала XX в. ГМУА.
К чести Бориса Николаевича, вступив в наследство, он показал себя хозяином очень рачительным, почти таким же, как и его мать. Кстати, и внешне он походил именно на нее, а отнюдь не на отца. А вот что говорили в московском обществе об Архангельском после смерти его главного владельца, в передаче, разумеется, все того же А. Я. Булгакова:
С годами многое изменилось во внутреннем мире Бориса Николаевича. Он очень полюбил деревню, мужика своего поддерживал всеми силами, даже собственными, хотя, подобно графу Л. Н. Толстому, до пахоты или сенокоса не опускался. Князь дошел лишь до трудов сельского фельдшера, лично участвуя в ликвидации эпидемии заразных заболеваний в собственных имениях[326]
. Князь Борис Николаевич был сверстником и знакомым многих декабристов, но путь государственной измены, военного переворота для достижения «лучшей жизни» в России казался ему чуждым. Честность, прямодушие, добродетельность и религиозность выделяли в Юсупове современники. Выделяли не без удивления. Князь же считал, что только ежедневными делами можно улучшить жизнь как собственную, так и вообще государственную[327].Борис Николаевич в короткий срок ликвидировал «экономические провалы» семейного вотчинного хозяйства, сменив ряд значимых источников поступления доходов. Более того, справедливо считается, что он удесятерил состояния своих отца и матери, став богатейшим русским дворянином. Большая часть проводимых им коммерческих операций являлась коммерческой же тайной, так что достоверно можно подтвердить немногое. По некоторым, нуждающимся в дополнительной проверке сведениям, он через подставных лиц давал деньги в рост, то есть занимался тайным ростовщичеством под верный залог, что и для рядового-то дворянина тогда почиталось зазорным, а что уж говорить о титулованной знати из числа первых аристократических семей.
Рядовой же дворянин того времени делал долги, проматывал на любовниц имения, пускал по миру собственных детей и долго рассуждал о политике — внешней и внутренней. Борис Николаевич много лет состоял членом и Старшиной Петербургского Английского собрания (клуба), где тоже любил порассуждать о политической ситуации. Кстати, в 1835 году князь состоял и в Московском Английском клубе, вероятно, находясь во второй столице длительное время по личным делам, скорее всего, связанным со вступлением в наследство.
Полученные от ростовщических и хозяйственных операций деньги Борис Николаевич вкладывал не в новые поместья или любовниц, а непосредственно в дело. У него оказалась рука железного кулака-хозяина. Борис Николаевич и его потомки считались обладателями крупнейшей в стране земельной собственностью, после Романовых, разумеется. Князь задал верный ход развитию всего Юсуповского хозяйства, так что вплоть до октября 1917 года его потомки так и не смогли разориться, хотя в делах мало что смыслили и смысла особого не искали, предпочитая жить умом и трудами управляющих.
Разумеется, что Борис Николаевич жил не только хозяйством или чиновничьей службой; он выполнял многочисленные великосветские обязанности, которые проистекали из его положения сына одного из первых вельмож Российского государства. Несколько лет князь выбирался Предводителем дворянства Царскосельского уезда Петербургской губернии. С 1840 года и до смерти Борис Николаевич исполнял обязанности Почетного опекуна и присутствующего в Санкт-Петербургском Опекунском Совете. Среди других учреждений в его ведении находился Воспитательный дом Северной столицы. Этой благотворительной работе князь отдавал немало сил и времени.