Князь Никто

— Ни разу не слышал, — буркнул алхимик, вытаскивая из сумки громоздкий фонарь в металлическом корпусе. — Это аристократы любят после себя потусторонний мусор разный оставлять. А Демидовы были работяги с Урала. Первый так вообще простой кузнец, в Петербург чуть ли не пешком пришел. Это потом они научились носить шелка, бархат и пудреные парики.

— Император мог даровать им и дворянство, и магию, — сказал я, отводя колючие ветки от входа в просторный нижний зал между колоннами. — Но почему–то этого не сделал.

— Не сделал, — эхом повторил Вилим. Луч голубоватого света от его фонаря вспорол густой мрак нижнего зала. На земляном его полу все еще были заметны длинные полосы, пересекающие практически все внутренне пространство. У дальней стены высилась груда белых продолговатых предметов, похожих на кукол с массивными головами, только без рук и без ног.

— Кегельбан, — пояснил Вилим. — Демидовы привезли это развлечение из Европы, но оно так и не прижилось. Только здесь и играли.

Почему–то мы здесь разговаривали тихо, почти шептом. Будто опасались разбудить спящих или потревожить охрану, которой не было.

— Думаю, это место отлично подходит для наших целей, — сказал я, когда мы снова вышли на улицу и остановились у основания лестницы. — Можно установить тигель прямо на земле между колонн. Окон нет, свет туда не проникает даже днем, значит будет очень просто обставить явление призрака. Даже моей примитивной магии хватит.

— Мы должны здесь сначала все осмотреть, — строго сказал Вилим. — Здесь три этажа и два флигеля. Даже сейчас кто угодно может затаиться и слушать наш разговор.

— Что–то мне подсказывает, что здесь никого нет, — сказал я, поднимаясь на несколько ступенек. — Если бы тут поселился один бродяга, то уже через неделю его до самой крыши заполонили эти вонючие отбросы общества. Они же как тараканы…

— И это меня тоже немного беспокоит, — Вилим решительно направился наверх. Подумав, я пришел к выводу, что он прав, а я слишком тороплю события.

Мы потратили несколько часов, обходя бесконечные залы, комнаты, галереи, гостиные, спальни, курительные комнаты, салоны и прочие помещения. Время уже оставило на внутреннем убранстве свои следы — барельефы потрескались и частично обрушились, дубовые панели рассохлись, кое–где их перекосило, то ли от влажности, то ли еще от чего. В паркете зияли щели.

Но почему–то дом не был разграблен. На месте была мебель, в гостиных стояли рояли и клавесины, кое–где в гардеробах на плечиках даже висели какие–то запыленные тряпки. Возможно, когда–то они были даже роскошными… Интересно, почему, когда дома покидают люди, они так быстро начинают приходить в упадок? Уверен, что те же самые панели на стенах пожили бы без изменений еще несколько сотен лет, если бы дом остался обитаемым. И толстенькие ангелочки с барельефов продолжали бы порхать под потолком. И мраморная мозаика на полу бальной залы не раскрошилась бы.

— Не понимаю, — сказал я, когда мы добрались до самой верхней комнаты в мансарде. — Мы обошли весь дом. Никого не встретили, здесь нет даже следов, что кто–то сюда забирался. Кажется, как Демидовы здесь все побросали, так оно и лежит с тех пор нетронутое.

— Возможно, твои слова про связь первого Демидова с Брюсом имеет под собой какие–то основания, — Вилим провел пальцем по запыленному стеклу и выглянул в медленно погружающийся в жемчужные сумерки белой ночи яблоневый сад. — Подобные необъяснимые фокусы очень в его духе.

— Прятать тайное в очевидном? — я хмыкнул. Скорее чтобы скрыть некоторую тревогу, чем недоверчиво.

— Именно так, — серьезно кивнул Вилим. — Причем это никак не касалось магии. Ни примитивной, ни глаголицы, ни родовой. Он мог положить битком набитый кошелек на видном месте посреди толпы, а все просто ходили мимо, не обращая на него никакого внимания. Он не становился невидимым. Он становился… неважным. Очевидной, привычной, несущественной частью мира. Чем–то таким, на что не обращают внимания. Скользят равнодушным взглядом и все. Может быть, с этой усадьбой та же история?

— Но мы же почему–то смогли сюда забраться? — я встал рядом с Вилимом и тоже выглянул в окно. Мы с университетскими друзьями точно знали о существовании этого места. И даже в разговорах его упоминали, случалось. Но разговоры быстро сворачивали в другую сторону, а эта усадьба оставалась как будто на обочине дороги наших рассуждений и планов. Что–то неважное. Привычное. Подумаешь, заброшенная усадьба посреди Петербурга. Дома вокруг нее понастроили так, будто ее здесь вовсе даже и нет.

— Может быть… — кустистые брови Вилима зашевелились и сошлись в складке на переносице. — Нет, не имею представления, в чем тут дело. Будь такая история с каким–нибудь поместьем Якова Брюса, это было бы логично. Но это–то имение Демидова! Про него все известно, кто архитектор, какие гости сюда приходили. И построено оно было через несколько лет после смерти Якова.

— Думаешь, из–за этих всех странностей нам следует поискать другой заброшенный особняк? — спросил я. — А то вдруг наш друг Вяземский не сможет найти сюда дорогу?