Князь-пират. Гроза Русского моря

«Другим» — это ей, понял он. Он не должен ей мешать путаться с другими мужиками. И это она ему говорит открыто, как само собой разумеющееся! И ему вдруг захотелось сказать ей что-то обидное, задеть и унизить. Тут он вспомнил про Ефросинью и проговорил с торжеством в голосе:

— А я тоже тебе был неверен!

В ответ она рассмеялась, презрительно, дерзко:

— Врешь! Выдумал, чтобы сделать мне больно, отомстить. Никакой другой женщины у тебя нет. Да и никогда не будет!

— А вот и есть! А вот и есть! — упрямо твердил он.

— Ты и соврать-то не умеешь, — вздохнула она притворно, будто жалея его, и это было ему особенно обидно и досадно. Тогда он вынул из кармана платочек, который подарила на прощанье Ефросинья, и, протягивая его жене, настойчиво проговорил:

— Вот, убедись, даже запах ее остался.

Она поднесла платочек к лицу, понюхала, потом еще раз взглянула на него и уже зло, с ненавистью:

— Выходит, ты только прикидываешься святошей! А в тихом омуте черти водятся! Да еще меня смеешь обвинять! Ну, этого я тебе никогда не прощу!

Доминика заперлась в своей светлице, и как ни пытался Святослав войти к ней, она его не пустила. А рано утром, когда он спал, она уехала из Новгород-Северского вместе с половцами.

Без нее дворец будто опустел. Как неприкаянный ходил он по нему, казнил себя за то, что проговорился про Ефросинью, жалел, что связался с этой женщиной в Киеве, что все сломал в своей жизни, сам того не желая. Если бы можно было вернуть прошлое, пусть с короткими и зыбкими радостями, но наполненное любовью к Доминике, он бы согласился на это не колеблясь… И вдруг вспомнил, как однажды, еще пятнадцатилетним юношей, когда он возвращался с охоты и только что выехал из леса, с холма увидел город, притулившийся возле широкой Десны, воды которой блестели в лучах полуденного солнца, разброс домов в кущах садовых деревьев и княжеский дворец среди них. И его грудь внезапно наполнилась теплом и светом: там, в этом дворце, в одной из светлиц живет его Доминика, чудесное существо, которое дарит ему радость. Именно в этот день он впервые почувствовал любовь к ней, и эта любовь жила с ним до сегодняшнего дня. И он хотел бы жить с ней до конца дней своих!

В этих переживаниях и застал Иван Берладник князя, когда прибыл к нему с берегов Русского моря. Зная о добром и жалостливом характере князя, он в своих повествованиях о странствиях и скитаниях тотчас подпустил слезу, умолчав, разумеется, про морские похождения.

Святослав в волнении ходил по горнице, изредка всплескивал руками, произносил сокрушенно:

— Ах, вот ведь как бывает… Надо же такому случиться… Какая несправедливость! Какой произвол!.. Боже ж мой, Боже ж мой…

Когда Иван закончил словоизлияния, он сочувственно проговорил:

— Чем тебе помочь, голубчик, прямо не знаю. Свободных княжеств у меня нет, все разобрали Рюриковичи, даже глухого городка не имеется, уж поверь мне. Ах, вот беда какая, такая напасть…

— Да я и не прошу владения, — торопливо проговорил Иван, испугавшись, что Святослав откажет ему в помощи. — Я готов, князь, послужить тебе в военном деле. Все-таки знаю кое-что, бывал в кое-каких переделках…

— Ну тогда все просто! — обрадовался тот. — Хоть сейчас принимай стяг в моем войске, будешь со мной ходить в походы. Их столько предвидится, что без работы не останешься. А я уж тебя отблагодарю, в этом не сомневайся.

Стяг — это небольшой отряд в 150 воинов, но и тому Иван был чрезвычайно рад и немедленно согласился.

И Святослав неожиданно остановился перед ним и, ласково глядя в лицо, проговорил обрадованно:

— Я вижу, ты человек честный и надежный. Вот и поручу тебе очень ответственное задание. Сам хотел ехать в Степь, но забот много, просто некогда. Поедешь, голубчик, к половцам, пригонишь табун лошадей. Я и деньги тебе дам, и к кому из ханов обратиться укажу.

— Конечно, конечно! — тотчас отозвался обрадованный Иван. — Хоть сегодня готов отбыть!

Когда он пересказал этот разговор Агриппине, она прослезилась и произнесла:

— Поистине святой человек! Служи ему честно, Иван, он обязательно нам поможет, лишь бы случай подвернулся, какое-нибудь владение выделит, и заживем мы с тобой тихо и спокойно до самой старости… И сколько он тебе денег на коней дал?

— Целое состояние доверил, — похвастался Иван. — Двести гривен серебра и двенадцать гривен золота!

Однако поездка в Степь неожиданно была отложена на неопределенное время. Святослав Ольгович вызвал к себе Ивана и сказал, нервно похаживая по горнице:

— Получил я неприятное известие из Киева. Великий князь Всеволод, мой брат, доживает последние дни. Преемником себе он назначил брата, Игоря. Но дошли слухи, что не очень хотят его киевляне…