Ярослав же взял дежурный отряд и повел их осваивать новое оружие – пращу. Но не обычную. Та проста и дешева. Но ее очень сложно осваивать. Слишком сложно и невероятно долго. Вместо нее Ярослав решил попробовать поиграться с фустибулой. То есть, палкой, к которой привязана праща. Этакий ручной микро-требюшет. Фишка этого оружия была в том, что сход петли происходил при фиксированном угле возвышения рукоятки. Что позволяло, в отличие от обычной пращи, очень точно работать по дистанции. И регулировка крюка для схода, позволяла управлять дальностью броска. Чуть сложнее конструктивно, но на порядок проще в освоении. И, при этом, ничуть не менее эффективно.
В качестве снарядов Ярослав тоже решил идти не обычной дорогой, а более прогрессивной. Дорогого свинца в столь значимом количестве у него не было. А тот, что имелся, уходил на плюмбаты. Камни все были разного размера и веса. Поэтому он решил применить снаряды из обожженной красной глины. Один размер, один вес, одна форма. Да, боевые возможности ниже, чем у свинца или камня, но их было много и точность их применения была намного выше за счет повторяемости броска и привыкания.
Ополченцы до седьмого пота накидывали «маленькие кирпичики». А Ярослав сидел на коне и наблюдал. Лишь изредка корректируя или отдавая распоряжения. Это ведь была не первая тренировка с пращой…
— И зачем ты это делаешь? — тихо спросила, непонятно как оказавшаяся тут Кассия на высоком греческом языке, на койне. Женщина, которая объявила себя матерью героя. У него с ней были определенные сходства, и даже больше, чем нужно для случайности, и он не стал отпираться. Но психологически он ее воспринимать матерью не мог. Пока во всяком случае.
— Что именно? — вздрогнув, спросил Ярослав. — Тебе не нравиться праща? Думаешь, слишком плебейское оружие?
— Сынок, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
— Вот я и мыслю, — проигнорировал он ее слова, — что если царь Давид не постеснялся выйти с пращой против Голиафа, то и нам не следует…
— Василий! — воскликнула она, называя Ярослава по крестильному имени, которое Кассия дала своему сыну.
— Что, мама?
— Зачем ты снова связываешься с язычниками?
— Какими?
— Твой разговор с этим пиктом мне передали. Ты пригласил его племя сюда. Ты хоть понимаешь, что творишь?
— Прекрасно понимаю, мама.
— А я думаю, не понимаешь! Пикты – это звери! Дикие звери!
— Пикты – это люди. Осколки древних кельтов. И они не в восторге от викингов.
— Мало ли кто не в восторге от викингов. Зачем ты с ними связываешься? Это такие звери, что с ними не совладали даже римские легионы древности.
— Видишь, ты уже сама ответила на свой же вопрос.
— И ты думаешь, что ты с ними совладаешь?
— Если они вообще приедут, то их будет немного. И они станут роднится с племенем кривичей. Это просто еще одни рабочие руки и дополнительные ополченцы.
— Помнится, недавно ты плакался мне, что тебе людей кормить нечем, — едко заметила Кассия.
— Нечем. Но так эти люди и не в городе поселятся. Да и приедут они не завтра.
— Это все очень плохая идея.
— Не думаю.
— А ты подумай, — еще более едким тоном произнесла мать.
— Мама, не вижу ничего плохого в язычниках.
— А я вижу! Они – не веруют во Христа!
— И это – замечательно.
— Что?!
— Это значит, милая мама, что наши священники смогут подарить им свет истинной веры. Если, конечно, прекратят уже подслушивать за мной и совать свой нос куда не следует. Интриги веры не добавляют.
— Они…
— Они люди. Сильные люди. И мне нужны эти людей. Еще несколько лет и мне тут не вздохнуть будет от желающих меня ограбить и убить. Викинги, хазары, соседи. А ведь и германцы могут прийти. Потерь будет море! Может так сказаться, что в строй придется ставить женщин.
— Без Бога в сердце, сынок, ты не победишь.
— Без воинов и еды я не одержу победу. А Бог? Он разве возьмет копье со щитом и встанет в строй? Нет? Вот я тоже так думаю. Так что оставим Богу божье, а Миру мирское. Не смешивай эти вещи!
— Не богохульствую! — воскликнула она под одобрительные кивки парочки священников.
— Тебе не нравится, что они язычники? — криво усмехнувшись, спросил Ярослав.
— Да! — уверенно произнесла Кассия. — Их и так здесь с избытком.
— Все сущее создал Всевышний. И язычников тоже, как и их богов. Если они существуют, значит зачем-то Ему нужны. И кто я такой, чтобы оспаривать его волю? Не так ли? Или ты считаешь, что Всевышний ошибся? Может быть, ты хочешь упрекнуть Всевышнего в том, что он не угодил тебе, не прислужил должным образом твоим капризам и фантазиям?
— Нет… — растерялась Кассия, а священники потупились.
— Глупость, мама – вот высшая форма богохульства. И все на этом, — отмахнулся он и вернулся к тренировке. А Кассия, недовольно-раздраженная пошла к причалу у Гнезда. Туда, где шла хозяйственная возня. Вера верой, а ей было интересно, что там привезли. Слишком мало новостей обостряет интерес к таким вещам.