Князь... просто князь

После чего они вернулись к беседе. А Ярослав хотел обсудить с ним еще много вопросов. Наш герой хотел проговорить с главным кузнецом Гнезда и выделку новых конных пик, длинных, клееных, чтобы можно было издали доставать хазар в сшибке. И старых римских арбалетов. Тех, что простые как мычание, состоящие из обычного туго лука, привязанного к ложе с примитивным спусковым механизмом. Довольно большим луком. Но в III–V веках Западная Римская Империя таким оружием нередко вооружала федератов и те им вполне успешно пользовались. И прочее, прочее, прочее. Так что ушел Ярослав от кузнеца, когда уже смеркалось, оставив массу бумажек с записями и зарисовками…

После этой беседы Мал изменился. Ближайшим вечером он долго не мог заснуть, терзаемый мыслями. Конунг ему уже обрисовал масштабы мира. Описал некогда грандиозное величие Древнего Рима, по сравнению с которым они были жалкими песчинками. Про те улицы… те храмы… те стены… те дома… те — старые, возведенные многие столетия назад. Причем приукрасив все. Сам Мал однажды ходил в Константинополь по юности. По дурости. Чуть не погиб. Но впечатлений от города набрался. И сумел осознать тот доносимую конунгом идею о том, что Константинополь в эти годы — лишь жалкая тень того, старого Рима периода расцвета. И она его впечатлила. Сегодня впечатлила…

Кузнецу было очень не по себе. Он раньше слушал рассказы Ярослава и ему казалось все это таким далеким… таким сказочным… таким ненастоящим. Простыми байками. А теперь, внезапно, Мал осознал себя в самой гуще удивительных событий. Хуже того — их творцом. Понятно, что все это давно погасшее величие пытался пробудить Ярослав, но именно в эту ночь кузнецу показалось, что если конунг — голова, то он — руки этого великого дела. Он лежал, не в силах заснуть, и грезил. В его голове вихрями вились мысли сопричастности с чем-то грандиозным, практически божественным. Ведь это его топорами рубили бревна на крепость, его лопатами копали ров для нее же, его пресс-форма формировала кирпичи, его кольчугами вооружали дружинников… А что будет дальше? А что будет потом? У Мала аж дух захватывало.

Наверное, также себя чувствовали себя шахматисты в Нью-Васюках, растревоженные словами Остапа Бендера. За одним исключением. Ярослав не врал в главном. Может быть чуть-чуть приукрашивал, но не врал. Впрочем, людям это было и не важно… в такую ложь многие бы поверили…

Глава 3

863 год, 2 февраля, Саркел

— Где Исайя? — Удивленно выгнув бровь, спросил каган Захария, увидев вошедшего его сына — Соломона.

— Погиб.

— А брат твой, Абрам?

— Тоже погиб.

— Мир их праху, — вознеся глаза к потолку юрты[1] прошептал каган. — Как же так получилось?

— Советники врали тебе, о великий, — тихо прошептал Соломон.

Один из присутствующих здесь воинов дернулся, схватившись за клинок, но остановился, увидев жест кагана и его сверкнувшие глаза. Видимо это обвинение касалось его напрямую так или иначе.

— И в чем же они мне врали? — Вкрадчиво поинтересовался каган.

— Я был в Гнезде семь зим назад. И скажу — оно совсем другое. Его теперь защищает крепость. Не такая могущественная, как твоя, о великий, но очень внушительная. Ее окружает большой ров с водой. За ним вал. И уже на нем деревянная стена с башнями. Причем ворота выложены камнем.

— Исайя и Абрам погибли, штурмуя эту крепость?

— О нет, — покачал головой Соломон. — Мы бы не решились. Она слишком велика для нашего отряда. Мы хотели налететь, да постращать жителей. Немного порубить зевак и отойти. Дабы страху на них нагнать. Но не успели.

— Отчего же?

— Нас заметили и навстречу вышел отряд защитников.

— Эти лесные ополченцы? — С презрением спросил тот самый воин, что дернулся в самом начале.

— Все кары небесные на твой поганый язык, Адам! — Процедил ответчик.

— ЧТО?!

— Если бы ты не врал, видит небо, Исайя и Абрам были бы живы.

— В чем же он врал? — Поинтересовался Захария, вид которого оказался донельзя мрачный.

— Ополчение собраться даже не успело. Нас заметили. Забил набат. И люди бросились в крепость. Очень быстро и слажено. Так что изрубить их бы не удалось. Мы просто не успевали отрезать им путь. Но дальше из крепости вышла дружина их вождя. И эта дружина — беда.

— Лапотная?

— Ты Адам, бывал у арабов. — Процедил Соломон, глядя на своего собеседника с презрением. — Ты видел их пехоту. Скажи, может ли она крутиться вслед за всадниками, удерживая правильный строй и с умом прикрываясь щитами?

— Зачем ты спрашиваешь? Сам же знаешь, что это невозможно.

— Спроси любого из тех воинов, что выжили, и они тебе скажут — такова дружина вождя Гнезда. А еще лучше езжай туда и прими свою судьбу, дабы ответить за ложь, что ты нам здесь рассказывал.

— Они так хороши? — Нахмурившись, уточнил кагана.