В лагере галичан забили тревогу. Князь Мстислав Мстиславович начал строить полки. Один отряд, сотен пять-шесть, сразу заспешил на помощь волынцам. Скорее всего, это Мстислав Ярославич по прозвищу Немой, князь Луцкий, дядя Даниила. Пожалуй, из всей галицкой компании он был самым толковым и смелым командиром. Его удар разомкнул кольцо монголов, и волынцы вырвались из окружения. Они вслед за половцами понеслись к реке Калке, огибая с двух сторон строящиеся к бою полки Мстислава Мстиславовича Галицкого. Половцы в это время уже пересекли реку и понеслись дальше, на запад, сметая на своем пути черниговцев, которые собирались в полки.
Монгольская лава понеслась на галичан. В момент столкновения двух ратей над степью разнесся оглушающий вопль тысяч глоток. Затем он стал немного тише, но дополнился звоном железа о железо и ржанием лошадей. Галичане побежали не сразу. Им на помощь подоспел Олег Святославич, князь Курский, потеснил немного монголов. Тяжелая конница монголов отступила, вместо нее русичей засыпала тучей стрел легкая конница. Маневр был так хорошо отработан, словно невидимая рука передвигала по полю боя полки.
Олег Курский первым сообразил, что надо выводить воинов из-под обстрела. Его дружина начала медленно отходить в реке. Вот тут-то и дрогнули галицкие ополченцы. Они ведь охотники до добычи, а не смерти, с дисциплиной не знакомы, приказам подчиняться не привыкли. Заметив маневр курян, решили, что пора смываться. И ломанулись к реке. Если бы в это время подошел к реке со своими полками Мстислав Святославич и остановил бегущих, а следом за ним подоспел Мстислав Романович, может быть, исход битвы был бы другой. Но Великий князь Черниговский пытался привести в порядок свои полки, расстроенные половцами, а Великий князь Киевский на помощь заклятому врагу идти не собирался. В его лагере на холме готовились к обороне.
Наверное, поняв, что помощи не будет, галицкие дружинники сломались. Сперва побежали задние, следуя примеру ополченцев, поодиночке и небольшими группами. Пешие, бросив щиты и копья, вскакивали в реку и быстро перебредали ее, помогая себе руками. Глубина в том месте была по грудь. Конные влетали в реку на лошадях, поднимая фонтаны брызг. Удирающих становилось все больше и больше. В этот момент тяжелая конница монголов ударила вновь — и русское войско побежало. Впереди скакали князья, бояре и дети боярские. За ними бежали пехотинцы, бросая на ходу оружие. Русскую рать охватила паника. Жуткое по накалу облако страха накрыло их, отключило сознание. Люди уже не думали, они только чувствовали непреодолимое желание спастись. Оно было такой силы, что даже мне захотелось дать драла. Князь Олег Курский пытался остановить бегущих, зарубил несколько человек, но это не помогло. Не представляю, что бы могло привести этих людей в чувство. Разве что еще больший страх. Заградительный отряд с пулеметами, какие практиковал Сталин в начале Великой Отечественной войны. Сейчас мне эта его мера уже не казалась жестокой, как раньше. Как ни странно это звучит, но побеждает та армия, которая своих боится сильнее, чем чужих. Это может быть страх смерти или морального осуждения — не важно. Он должен быть больше, чтобы воин предпочитал погибнуть или победить. На щите или со щитом, как говорили жительницы древней Спарты своим сыновьям. И те предпочитали умереть, но не опозориться. У монголов за трусость грозила смерть, причем ответственность была коллективной: сбежит одни — казнят весь его десяток, сбежит десяток — погибнет вся сотня и так далее. Так что у собравшегося сбежать с поля боя был шанс погибнуть от руки своего боевого товарища, которому неохота быть казненным из-за труса.
Монголы бросились преследовать убегающих русичей. Они знали, что надо додавливать, не давать остановиться, прийти в себя, избавиться от паники. Всадники скакали за бегущими людьми и рубили их саблями и кололи пиками. Галичане, волынцы и куряне неслись, сломя головы на полки черниговцев, не давая тем построиться и встретить врага. Князь Черниговский понял, что битва проиграна, и начал с частью войска, дружинниками, отходить на север. Его ополченцы ломанулись вслед за всеми на запад.
Дальше наблюдать побоище мне перехотелось. Я быстро надел бригандину, шлем и портупею с ремнем, на котором висели сабля и кинжал. У помогавшего мне Савки тряслись руки.
— Принеси арбалет и болты, — спокойным, надеюсь, голосом сказал ему.
Мои дружинники уже заняли места, которые им назначили сотники еще вчера. Арбалетчики устроились у щелей кибиток, готовые к стрельбе. Пикинеры, прислонив пики к кибиткам, держали в руках алебарды, чтобы встретить прорвавшегося внутрь лагеря врага. Несколько человек стояли у кибитки, которая служила «воротами», готовясь поставить ее в линию заграждения по моему приказу. Я ждал новгород-северских пехотинцев. Они еще стояли построенные и готовые к бою. Одни из всей дружины Изяслава Владимировича. Конные и ополченцы ломанулись вслед за черниговцами. Пров Нездинич, привыкший выполнять приказы, никак не мог принять постыдное решение.