Князь Путивльский

— Раздай луки нашим и новгородцам, — приказал я Мончуку. — Скоро нам каждый лучник потребуется.

— С ранеными разберусь и раздам, — пообещал сотник.

— Большие потери? — спросил я.

— Восемь убитых и десятка два раненых, — ответил сотник. — Это и наших, и новгородцев.

— Выкопайте на берегу реки между деревьями братскую могилу и сложите в нее убитых, но только присыпьте землей, чтобы было куда других положить, — приказал я. — И обед пусть готовят. Забейте пару раненых лошадей.

На лице моего заместителя было написано, что сейчас не та ситуация, когда надо думать об обеде. Возражать он не стал. Я уже приучил своих дружинников, что приказы командира выполняются без обсуждений. В моем княжестве склонность к проведению веча была искоренена вместе с боярами.

Ко мне подошел Пров Нездинич и произнес со смесью удивления и горечи:

— А ведь побежали, как ты говорил! Кто бы мог подумать?! Такое большое войско собрали — и на тебе!

— Войско сильно не количеством, а выучкой и единым командованием. У нас было слишком много командиров и всякого сброда, поэтому имеем то, что имеем, — сказал я. — Вместе с племянником расставь своих людей возле кибиток, чтобы при следующем нападении знали свое место.

— Против такой силищи мы долго не продержимся, — произнес Пров.

— Если хочешь сдаться, иди, я никого не держу, — предложил ему.

— Нет, что ты! — замахал он испуганно рукой, словно обвиненный в трусости. — Что так, что так погибать. Уж лучше в бою.

— Если будем крепко стоять, может, и не погибнем, — сказал я. — Татарам после такой славной победы тоже не захочется умирать, а брать нас измором, терять время, вряд ли захотят.

— Дай-то бог! — пожелал Пров Нездинич, трижды перекрестившись.

Я почему-то вспомнил икону в шатре Мстислава Святославича. Успел он ее забрать? Шатер его стоял. Там уже хозяйничали монголы. Золотой оклад они заберут, а икону с покровителем князя выбросят, а то и на дрова пустят.

30

С вечера в монгольском лагере, разбитом вокруг холма, на котором засел Мстислав Романович Киевский со своей дружиной, началась пирушка. Монголы захватили много меда и вина, которые предназначались, в том числе, и для празднования победы над ними. Празднование состоялось, только повод поменялся на противоположный. Я слушал радостные крики и думал, что можно было бы ударить по монголам с двух сторон и перебить их. Только вот князь Киевский вряд ли рискнет. Поэтому и войдет в историю обманутым мучеником. Ему и другим князьям пообещают, что не прольют ни капли их крови, что отпустят за выкуп. Монголы положат сдавшихся русичей на землю, накроют досками и сядут на них пировать. Как обещали, монголы не прольют ни капли крови, но убьют доверившихся, потому что на нарушителей закона он не распространяется.

Я сдаваться не собирался. Наоборот, хотел заставить монголов уважать меня. Для чего и приказал своим парням поздно ночью, когда в монгольском лагере затихли песни и крики:

— Доставайте ножи и разберитесь с отрядом, который нас сторожит. Дальше не ходите. Соберите их доспехи и оружие, особенно луки и стрелы, и возвращайтесь. Возьмите одного живым.

Нападения с нашей стороны не ждали, Посчитали, что такой малочисленный отряд даже носа не высунет за заграждение. Пару сотен лучников оставили скорее напрягать нас, чем следить за нами. Мои люди бесшумно растворились в темноте. Дело они знали, опыт имели. Я не услышал ни звука в той стороне, где расположились присматривающие за нами монголы.

— Куда они пошли? — шепотом спросил Пров Нездинич.

— За добычей, — ответил я громко. — Мы ведь сюда за ней пришли. Или я ошибаюсь?

— Шли-то за ней, — согласился он, — а получилось совсем наоборот.

Что-то мне подсказывало, что Пров Нездинич будет далеким предком премьер-министра Черномырдина. Разницу между замыслом и исполнением он улавливал также тонко.

— У меня пока всё получается, как и предполагал, — возразил ему. — Не так много захватим, как я привык, но и не с пустыми руками вернемся.

— А вернемся ли?! — с сомнением произнес Пров Нездинич.

— Скоро узнаем, — сказал я.

В лагерь начали возвращаться мои дружинники с охапками доспехов, оружия, одежды и обуви. Кое-кто прихватил седла и попоны. Жаль, лошадей в монгольском лагере не было. На ночь их увели пастись в степь. Возле нас трава была вытоптана. Добычу складывали в центре лагеря. Завтра посмотрим ее, рассортируем. Делить будем дома. Если доберемся. Привели и «языка» — невысокого и худого молодого мужчину с широким и скуластым лицом, лишенным растительности и длинными черными волосами, заплетенными в косу. Воняло от него конской мочой так сильно, будто искупался в ней.

— Если ответишь на мои вопросы, на рассвете отпущу, — пообещал ему.

— Не отпустишь, — уверенно произнес пленный. — Вы свое слово не держите.

Вот что значит хорошая идеологическая обработка. Им объяснили, что в плен сдаваться не стоит. В бою смерть будет хотя бы не долгой и мучительной.

— Я — тот самый, кто защитил вашего посла и проводил до своих, — поставил его в известность. — Мое слово твердо. Ответишь на вопросы, и я провожу и тебя за пределы своего лагеря.