Князь Рязанский

– Да ты… – поперхнулся он слюной, – Сопля Фёдоровская.

Он потянул ко мне правую руку, но я, круговым движением, ткнул его внешним сгибом большого пальца левой руки по внешней стороне кисти, и он вскрикнул. Морщась от боли и потирая руку, он смотрел на меня.

– Вырос, значит, – ухмыльнулся он, – так может, на кулачки? – С надеждой в голосе спросил он, оглядывая зал. Питухи молча наблюдали за нами. В корчме стихло.

– А что, может и спор земельный, заодно, решим? – Спросил он, пренебрежительно осматривая меня сверху вниз. Он был выше меня на голову. – Или забздишь, сотник, херов.

Я услышал, как мои бойцы зашевелились в своём углу, и боясь, что они вспугнут добычу, сказал:

– В «поле»3? Свалка-цеплялка?

Князь радостно и облегчённо выдохнул, и сказал:

– Все слышали? Княжич вызвал меня в «поле» на свалку-цеплялку.

В кабаке загомонили.

– Так, какой уговор? – Спросил я.

– Какой спор, такой и уговор. Ваш удел против моего.

– Годиться. И твой двор в Твери, – уточнил я.

Он подумал.

– А ты что против него ставишь?

– Цену его.

Все в кабаке охнули.

– Согласен. Выходи, – сказал он.

– Только, если падёшь, съезжаешь со двора сегодня и оставляешь все припасы.

Он заржал, перекосил рот брезгливой гримасой.

– Не бывать этому. Я падал когда на кулачки? – Спросил он питухов.

– Нет! – Закричали все, кроме моих воев, и весело переговариваясь, пошли на выход.

Увидя моё замешательство, и боясь, что я выберу бесчестие, а не бой, князь сказал:

– Все слышьте. Если этот щенок побьёт меня, я сегодня же съеду со своего Тверского двора и оставлю ему все припасы.

– Пиши бумагу, – сказал я, – кто об этом узнает, когда ты сдохнешь.

– Тогда и ты пиши, – буркнул он.

* * *

Мы стояли друг против друга раздетые по пояс. Я свои кольца и перстни снял, а Борис, демонстративно подёргав впившиеся в сосиски пальцев украшения, развёл громадными руками.

– Можешь надеть свои, – сказал он пренебрежительно, потягиваясь и разминаясь.

Я тоже слегка размял шею, плечи и кисти рук.

– Без надобности, – сказал я. – С ногами?

– А то, как же, – осклабился князь. – Готов?

– Готов.

И мы пошли кругом, но он вдруг кинулся на меня, махнув правой рукой. Я поднырнул под руку, шагнул в лево и насадил его печень на моё правое колено, а потом, когда он нагнулся, очень быстро двинул основанием правой ладони по его носу, приподнимая голову и раскрывая его подбородок.

Продолжив движение левой рукой до его затылка, я, прихватил его, и, потянув на себя и вниз, одновременно правой ладонью резко двинув его челюсть вверх и вправо. Тело его обмякло и опустилось на землю.

Все выдохнули, и кто-то сказал:

– Убили…

– Бывает, – сказал я, обводя глазами толпу.

Боевые холопы князя кинулись ко мне, но споткнулись о подставленные моими бойцами ноги, и были ими запинаны.

– Как-то… страшно всё… – сказал кто-то.

– Всё по правилам, – загомонили другие.

– Собирайте сотню, – сказал я своим бойцам тихо. – Сегодня ночуем в моем новом дворе. А я пока доем поросёнка.

Бойцы, абсолютно трезвые, вскочив на лошадей, разъехались.

Как мне объяснили доброхоты, в тверской усадьбе князя Микулинского, жила только дворня, холопы и ключница, – баба, хоть и вредная, но складная и аккуратная. Вся семья князя, жила в усадьбе в Микулине.

Пока я доедал обед, в кабак натолклось столько народу, что мне пришлось всё бросить и выйти. Все гомонили, обсуждая и пересказывая пришлым увиденное.

– «Так и мне можно незаметно получить шило в бок, и никто не заметит», – подумал я, и вышел во двор.

Постепенно стали собираться мои вои. Они входили во двор, видели лежащее у ворот тело князя, потом меня, недоумённо подходили ко мне, и, похлопав по плечу, молчали.

Четверо боевых холопов князя пригнали телегу, и, погрузив тело, уехали.

Микулинское подворье сдалось без боя. Все холопы из неё выехали. Осталась только причитающая и хлюпающая носом ключница. Когда я подошел к ней, она заревела в голос.

– У меня работать останешься? – Спросил я без обиняков.

– Останусь! – Сразу перестав плакать сказала она.

– Как зовут то тебя?

– Фёкла.

– А меня – Михаил.

Мы закрыли ворота на дубовый засов, расставили часовых. Ещё было рано ложиться спать, и я осмотрел подворье. Ничего не обычного. Небольшая деревянная крепость. В центре – терем с высокой стрелецкой башней, к терему примыкают, связанные крытыми переходами хозяйственные постройки, в которых хрюкали, мычали и блеяли их обитатели.

Практически уничтожив запасы пива и мёда, сотня успокоилась к полуночи, и то, только тогда, когда я вышел на крыльцо и крикнул:

– Спать всем! Завтра в дорогу.

* * *

От Твери до Новгорода ехали значительно дольше. Не стали гнать лошадей. Два дня погуляли в Торжке, ещё два в Волочке, оставляя в корчмах наличные и слухи о богатом княжиче с лихой полусотней воев. Сорок человек мне пришлось оставить в Твери, охранять подворье. Погода стояла сухая. Привалили под открытым небом.

К Великом Новгороду мы прибыли на десятые сутки. Накануне, разбив лагерь у городских стен торговой стороны, я послал гонца к князю Шемяке, сообщить, что прибыл боярский сын Михаил Телятевский с грамотой от Великого Князя Московского Василия.