Князь Рысев 4 (СИ)

Будто решив оправдать все опасения Майки, она вдруг мягко коснулась моих плеч. Будто и не было той гадкой пощечины несколько минут назад. Ее ладони были мягки, касания приятны, но девчонка не позволяла себе лишнего. Просто желала дать мне немного ласки сейчас, чтобы вернуть себе ее потом в мягкой постельке и с лихвой. Где-то внутри нее сидели мечты, что она сумеет вытащить моего старика с того света, а я буду отрабатывать.

— Окрутел, стал старше, возмужал. Мне всегда казалось, как в таком красивом теле мог прятаться распоследний трус. Но хотелось увидеть твою иную сторону — как будто знала, что если хорошенько на тебя надавить, то можно выжать что-то достойное. А оказалось, что выжимать будешь ты и из меня. Я… я почти целую вечность ждала этого, Федя, понимаешь?

Я понимал.

Мягко, но требовательно отстранил ее от себя, пока ее ухаживания не зашли дальше.

— Вернемся на поверхность. Подготовимся лучше — большая часть нашего пути удалась лишь нам из дерзости и наглости, ты сам это знаешь. Возьмем всего и больше — уверен, если ты хорошенько погладишь Тармаеву где надо, она вытащит из своих трусиков супероружие.

Мне тут же вспомнился пистолет, который она тогда дала мне и который был утерян в пожарище доходного дома. Да, эта игрушка точно была получше моего Подбирина.

Катя была словно змей-искуситель. Ее слова ядом проникали в душу, пачкая собой помыслы — в самом деле, чего я добьюсь сейчас? Надо уходить и попробовать еще раз. Но позже.

Вместо этого покачал головой в ответ. Нечто мне подсказывало, что стоит выйти из этих туннелей, и вход навсегда будет закрыт для меня. Вспоминалась та клятая история Кондратьича про несчастного офицера — дьявол не прощает тех, кто не держит перед ним слово. Обман выйдет мне боком — в конце концов, я ли не знал об этом, когда соглашался? Ребенок, вечно стонущий на задворках моего сознания, сейчас захныкал вновь, говоря, что старик был прав. Надо было бросить все и бежать в деревню, а теперь…

Что делать теперь?

Она ждала моего решения и часто заморгала, когда я его огласил.

Переспросила, будто ослышалась, разом поскучнела.

— Вы уйдете на поверхность вместе с ним.

Она опустила глаза, огладила мой плоский живот ладонями, нащупывая кубики пресса. Словно желала проверить — хватит ли у меня в самом деле сил на то, о чем только что смел ей заявить.

— Соорудим носилки. Майя проложит путь — быть может, сейчас она и не в лучшей форме. Да и Щука твоя: она ведь может пробить камень там, где не справится Тармаева?

Девчонка отрицательно замотала головой, плотно сжав губы.

— Не может. Щуку надо отпустить — эти поганцы становятся агрессивны через некоторый период. Феромоны… а, неважно. Федя. Ты в самом деле собрался идти в эту пучину в одиночку. Сам? Без всех?

Я ткнул пальцем в парящую над ухом Нэю, будто говоря, что ее точно возьму с собой. Она и оружие, и светильник, и средство от того, чтобы попросту не свихнуться.

Вздох мне был ответом.

— Повзрослел, возмужал, окрутел. Но остался столь же наивен, как и был. Я не буду тебя удерживать — в отличие от остальных, научилась ценить в тебе твое умение сказать свое слово. А вот другие девчонки не оценят. Хочешь сказать им об этом прямо сейчас?

Тянуть не было ни сил, ни желания, ни смысла.

— Федя?

Майя сразу заподозрила неладное, едва мы вышли вместе с Катей, привстала. Готова была подскочить ко мне. Я остановил ее одним лишь взглядом, заставив сесть. Словно послушная девочка, она медленно опустилась назад. Успевшая задремать на ее груди Лиллит, только что закончившая рассказывать очередную свою байку, устало терла глаза, зевнула.

Алиска пряла ушами — то, что я собирался сказать, она чуяла едва ли не нутром, если и вовсе не слышала звериными ушками.

Катя стояла у меня за спиной, будто монолит. Ее взгляд так и буравил мою спину: казалось, что она насмехается: «Там, во мгле, ты был смел и отважен сказать любую глупость. Хватит ли тебе теперь смелости повторить, глядя прямо им в глаза?»

Шмыгнул носом — это в самом деле оказалось непросто. Стиснув кулаки, натянув на лицо маску серьезности, я боялся только одного — голос даст петуха, и прозвучу слабо и жалко.

— Вам надо уйти.

— Возвращаемся?

Майя, казалось, просияла от только что услышанного; ей успели порядком надоесть эти треклятые руины и катакомбы. Как и всякая девчонка, она жаждала вырваться из этой темноты наверх, поближе к солнцу и мороженому. Мысленно уже пребывая в мелких заботах, она была готова броситься собираться в дорогу прямо сейчас.

— Вам надо уйти, — сделал нажим на первом слове. — Вам, девочки. Возьмите с собой Кондратьича и идите наверх. Я остаюсь.

На Тармаеву страшно было смотреть — ее лицо спешило сменить одну маску на другую. Внутри девчонки бились чувства, ей жаждалось сначала переспросить, но по моей позе, моему лицу она сразу же поняла, что я сказал именно то, что сказал.

Она хотела умолять, трясти меня за плечи, колотить по щекам обидами пощечин и не верить.

— Федечка… Федя… мы ведь только, а ты…

— Ты обезумел?