Князь Рысев 4 (СИ)

Реальность смеялась над ней без устали, боясь надорвать животик. Взгляды девчонок встретились, еще чуть-чуть — и между ними проскочит молния. Они играли в гляделки, а я не видел, но почти шестым чувством понимал, что меж ними идет самая настоящая борьба. Там трещат от напряжения лбы, рвутся мышцы и надрываются в беззвучном крике глотки.

Муню окружили сразу четверо — неравная борьба норовила закончиться быстро и уж точно не в его пользу. Плюшевый, успевший превратиться в драное нечто рыцарь уже не мечтал о столь же бумажных драконах и розовых принцессах — он жаждал перемолоть меж швами несчастного противника.

Рванул к нему, словно тот разбил все его мечты.

Муня лишь с виду казался чем-то несуразным. Рыцарь захрустел под его напором, затрещал по швам — словно кровь, из разверстых ран рванул плюш: соломенный собрат рвал несчастного на глазах у его побратимов. Словно давая понять, что их всех ждет в ближайшем будущем.

«Машеньки» переглянулись, будто спрашивая у самих себя совета. Им хватило лишь мгновения, чтобы принять решение.

Не сговариваясь, они метнулись к нему в похожей, самоубийственной атаке.

Муня купился, а я слышал, как неприязненно Лиллит заскрипела зубами — как будто неудача была целиком и полностью на ее плечах. Первая «Машенька» извернулась, уходя из захвата, ударила соломенного солдатика по ногам — подарок умершего брата Лиллит нелепо вскинул руками, прежде чем завалился. Словно ошалелый, не успев коснуться земли, в необычайно ловком захвате он ринулся на противницу, врезался ей головой в живот. Кукольная ухмылка в тот миг показалась мне самому до ужасающего живой.

Сестрица «Машеньки», не ведая преград, в два гигантских прыжка оказалась у Лиллит. Фарфоровые ручки, широко расставив ладони собирались сжаться на шее пепельноволосой.

Я почти слышал жуткий, противный хруст. Хотелось зажмуриться, как маленький мальчик, и не видеть этого отчаянного, будто родом из фильмов восьмидесятых ужаса.

Мое тело отчаянно не желало поддаваться страхам. Силой воли я заставил себя оказаться на ногах, в один невероятно длинный, почти нечеловеческий прыжок сбил игрушечную противницу прямо в полете. Вместе с ней мы грохнулись наземь — маленькая поганка, будто осознавая, что провалилась, решила отыграться на мне. Болью отозвалась ушибленная рука — ее будто зажало в гигантских клещах. Отчаянно, не ведая пощады, ладошки стискивались на пальцах. Еще мгновение, пронеслось в голове, и хруст я все-таки услышу.

Мое тело оказалось тяжелее. Фарфор захрустел под моим весом, обращая несчастную в крошево осколков.

Словно кот, вдруг и нечаянно вклинившийся в чужую драку, я тотчас же оказался перед Лиллит.

Меня словно пронзило насквозь волной ее взгляда. Отчаянно хотелось обернуться. Еще чуть-чуть, убеждал меня здравый смысл, и я смогу увидеть что-то, неподвластное ни ясночтению, ни простому глазу.

Мироздание ответило за наглость головной болью, заставило рухнуть на колени — я лишь чудом не завыл. Мир перед глазами поплыл, стал ватным — мгла, столь долгое время прятавшаяся вокруг, теперь оголодавшими до крови акулами рванула ко мне, надеясь пеленой залепить глаза.

Слепну.

Мысль пришла вместе с обрушившейся на меня темнотой. Показалась одновременно жуткой и естественной — еще никогда в своей жизни я не испытывал такого равнодушия к случившемуся. Будто плавал в месиве чужих помыслов, повелений и приказов. Раскинь руки — и унесет волной…

Захотелось вырваться из тягучего, словно кисель, морока. Я чуял себя мухой, угодившей в варенье — окружение липло ко мне, оплетая нитями, затаскивая назад.

Нити.

Струны.

Я видел их неясно — в окружающей мгле они казались вытянутыми, неровными клочками пара. Дрожали от любого движения, будто боясь, норовили отпрянуть прочь, чтобы через мгновение проявить коварство. Отринув былые страхи, опутывали собой, пробуждая в недрах памяти образы, вороша смыслы помесью знакомых и одновременно чужих звуков. Мне казалось, что сейчас я в состоянии сказать, каков на вкус зеленый цвет…

Словно я был единственной добычей в их море непостоянства, они дрались меж собой за право обладать мной. Будто змеи, гипнотизируя друг дружку, раскачиваясь из стороны в сторону, награждали противниц злыми, стремительными укусами — клочья чужой воли лоскутами валились мне под ноги, а я думал лишь об одном: как вырваться из этого гребаного нигде?

Долго думать не пришлось. Первым, что я осознанно разобрал в какофонии кружащих надо мной звуков, это комариный, бьющий по ушам писк. Словно назойливый кровосос заприметил во мне свой поздний ужин и приближался, наращивая объемы.

Писк прервался звоном лопнувшей струны: будто кто-то оборвал мелодию чужой битвы. Дравшиеся вот-вот застынут в нерешительности, утратив чувство ритма и вопрошая у окружения — за что оно с ними так жестоко?

Меня как будто окатили жбаном холодной воды — захотелось вскочить на ноги и первым делом глазами отыскать нахала, посмевшего разыграть со мной столь злую шутку.

Хотя бы глазами, а там уж можно будет и кулаки пустить в ход.