Князь С Н Трубецкой (Воспоминания сестры)

Прочитанное в Дворянском собрании 2 января "Особое мнение" произвело известное впечатление и смущение, и несколько человек отделились от большинства и было подано еще два отдельных мнения, которые с ранее представленными и двумя адресами были совместно препровождены в Петербург.

Из Записной книжки - 9 февраля:

"Писала в последний раз о Дворянском собрании. Теперь, это отошло в область далекого прошлого, как один из эпизодов зимы, о котором вспоминают для утехи.

Не стану входить в подробности убийства вел. кн. Сергея Александровича, - они во всех газетах. Они особенно ужасны и потрясают, потому что на фоне этой кошмарной картины крови и убийства выступает обаятельный облик вел. кн. Елизаветы Федоровны, которая за эти дни выявила себя великой {110} женщиной; нельзя не преклоняться перед ее твердостью и высотой духа...

А. Лопухин был здесь по делу следствия. Рассказы его навевают страх и уныние. На-днях ночью произвели обыски и аресты, которые дали громадные результаты. Схватили много взрывчатых веществ, по крайней мере, на восемь бомб, и массу оружия... Ежедневно хватают партии в 60 и более ружей и револьверов.

Очень крупные и богатые купцы дают на это деньги.

Один приват-доцент в Технологическом институте или университете - не помню - собрал на сходке 300 рублей на закупку оружия. Найден подробный план вооруженного восстания в Москве, с подробным распределением и указанием казенных зданий и телефонов, которые должны быть порваны для разобщения властей. На мой вопрос, какой же интерес купцам давать деньги на такое дело, А. Лопухин отвечал: "Желание играть роль и страх быть снесенным волной. Лучше стать во главе".

24 февраля.

"Все эти дни не успевала записывать. Самым крупным событием за это время является "рескрипт Булыгину", 18 февраля. Важность этого шага еще не осознана нами. Впечатление было насколько возможно ослаблено и испорчено Манифестом и Указом, обнародованными накануне (В Высочайшем Манифесте по случаю кончины вел. кн. Сергея Ал. "благомыслящие" люди призывались к искоренению крамолы, дерзновенно посягающей на устои Государства Российского, полагая учредить новое управление страной на началах "Отечеству нашему несвойственных". Высочайшим Указом (от того же 18 февраля) на Совет министров возлагалось рассмотрение поступающих на имя государя от частных лиц и учреждений "видов и предложений, касающихся усовершенствования Государственного благоустройства и улучшения народного благосостояния".). {111} 18 февраля я завтракала у Кристи и с трудом выслушивала его патетические речи о "самодержавии", о "смуте" и о "кучке" злонамеренных подстрекателей и т. д. Вокруг сидели почтительные чиновники, внимавшие губернаторскому красноречию. Видимо Г. Кристи понял мое впечатление, так как после завтрака отвел меня в сторону и начал говорить несколько смущенно и взволнованно: "Милый друг, ты понимаешь, я все это так говорю, но очень хорошо понимаю, что кучка эта не маленькая... и положение очень и очень серьезное... Но я могу тебя успокоить: на-днях будет обнародовано нечто такое, что вполне вас удовлетворит. Я вчера вернулся из Петербурга и определенно это знаю. Ты увидишь!"

В этот же день, часа в 4, в "Петербургском Телефоне" мы прочли Манифест и Указ и были в полном ужасе. Я встретила брата Сережу на улице, и он издали крикнул мне: "Читала?!!"

Г. Кристи был в полном смущении и повторял: "Это не то, это вовсе не то!.." Все с ужасом ждали 19 февраля, на которое и без того ожидались крупные беспорядки.

Утром я еще была в постели, когда Сережа пришел с газетой в руках объявить мне: "Сегодня, по примеру предков, государь вознамерился созвать представителей!.." Он радостно смеялся и говорил, что как ни как, но Рубикон перейден!

В напечатанном в газете Высочайшем Рескрипте на имя Булыгина говорилось:

"Преемственно продолжая Царское дело Венценосных предков Моих собирания и устроения земли Русской, я вознамерился отныне с Божией помощью привлекать достойнейших, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предположений". В конце рескрипта, для проведения в жизнь сего преобразования, предписывалось {112} учредить под председательством Булыгина "особое совещание".

Со временем, с высоты истории, быть может, это покажется странным, mais, lorsqu'on fait l'histoire, когда так интенсивно переживается каждый день, такие впечатления, как от вчерашнего манифеста и указа - не могут сразу улечься и испариться. И выходит, что плюс на минус - минус!

Земство и Дума, однако, отозвались на рескрипт и изъявили свои восторги, которые как никак знаменуют, что они хотят верить! Студенты же не хотят... и затем говорят, что этого мало: им нужно социальную революцию и республику... Радикалы объявляют, что будут проводить забастовку, хотя бы пришлось прибегнуть к оружию в стенах университета. И много есть отчаянных голов, способных на это.