Князь Семен Пожарский и Конотопская битва

Совершенно не изучая военный аспект вооруженного выступления Выговского, рецензент заочно не соглашается с моим определением его как «казацкого мятежа», на том основании, что сторонниками гетмана, по ее мнению, были «старшина, казаки большинства полков (за исключением полтавского и миргородского), мещане, шляхта, духовенство. Значит, мятеж уже не только «казацкий». Полагаю, Т.Г. Таировой-Яковлевой прекрасно известно, что в указанное время старшина — это командный состав казацкого войска, а часть оставшейся после 1648 г. на Украине шляхты органично вошла в формирующуюся старшину. Поэтому, рассматривая чисто военный аспект, я не вижу смысла выделять шляхту в казацком войске в особую группу, которая бы имела свои, отличные от остальной старшины интересы. Мещане же и духовенство, напротив, в значительной степени, где активно, где пассивно, поддерживали сторонников московской ориентации. Выговскому сочувствовали, как правило, только представители верхушки духовенства и мещан, которые, за редким исключением, не брали в руки оружие. Таким образом, если говорить именно о вооруженном выступлении, о тех, кто непосредственно сражался против русских войск, то это были исключительно казаки во главе со старшиной. Исходя из последнего определение «казацкий мятеж» я и считаю наиболее удачным для определения характера рассматриваемого военного конфликта.

Нельзя также согласиться с утверждением рецензента о том, что противники Выговского были только в Полтавском и Миргородском полках. Указанные полки, наряду с забытой Т.Г. Таировой-Яковлевой Запорожской Сечью, стали лишь наиболее активной, пассионарной частью вооруженной оппозиции Выговскому. Сопротивление в других полках было подавлено гетманом, о чем свидетельствуют его репрессии в отношении всех неугодных лиц, в том числе из круга высшей старшины.

Проект создания «княжества Руского» был идеей кучки интеллектуалов из круга Выговского, не имевшей популярности даже в среде его вооруженных сторонников. Они воевали за свои казацкие привилегии, а не за эфемерное, несуществующее «государство». Далее, как казаки могли требовать «отмены воеводского правления» на Украине, если в указанное время там был только один воевода — в Киеве, причем по соглашению с Богданом Хмельницким? Обращение же Выговского к «европейским народам» — лишь демагогическая прокламация гетмана с целью снять с себя вину за начало военных действий. Таким образом, прежде чем делать вывод о несостоятельности термина «казацкий мятеж», Т.Г. Таировой-Яковлевой следовало бы более детально изучить социальный состав и движущие силы изучаемого вооруженного выступления.

Рецензент находит в моей работе «ошибки и неточности», которых на самом деле нет. Я отвергал не «возможность существования Стефана Гуляницкого», а отсутствие каких-либо достоверных документов об участии лица с таким именем в Конотопской битве. Как верно отмечено, в сочинении Коховского нет имени полковника «Гуляницкого», и нет никаких оснований называть его «Стефаном», как сделал это Костомаров, или же «Иваном», как делает это Т.Г. Таирова-Яковлева. Версия Коховского о ходе Конотопского сражения и роли в ней некоего неизвестного «полковника Гуляницкого» (затопление поля битвы посредством постройки плотины) давно отвергнута как несостоятельная в исследованиях А. Бульвинского и П. Кроля[279]. Выходит, рецензент невнимательно читала работы этих двух уважаемых авторов, на которые сама же ссылается.

В источниках и исторической литературе действительно упоминается полковник Иван Гуляницкий, который неизвестно кем приходился бывшему в осаде в Конотопе Григорию Гуляницкому[280]. В 1653–1656 годах Иван являлся Корсунским полковником, в 1656–1657 — наказным Нежинским, в 1657–1659 гг. — наказным Стародубским полковником[281]. В конце 1658 — начале 1659 гг. он находился в Стародубе и нет никаких свидетельств о пребывании Ивана под Конотопом во время сражения. Но какие же тогда основания у Т.Г. Таировой-Яковлевой отводить именно ему решающую роль в Конотопской битве, если ни в одном документе о сражении это имя не упоминается?

Рецензент упрекает меня в том, что я якобы «отбрасываю возможность появления достоверных фактов» у Коховского, тогда как сам привожу его данные о численности войска у Выговского под Конотопом в 16000 чел. Однако я ни в коей мере не отрицал значение исторического труда Веспасиана Коховского в целом, но лишь показал, что версия битвы, приведенная историком в его работе, не имеет ничего общего с действительностью. Повторю, что с данным утверждением полностью согласны и украинский историк А.Г. Бульвинский, и польский историк П. Кроль. Что касается численности войска Выговского, то вышеуказанная цифра практически единственная в сохранившихся документах. Естественно, что на нее, за неимением других данных, ссылаются все исследователи. Учитывая, что эта численность может быть весьма близка к истине, я также посчитал необходимым и целесообразным ее привести.