Князь советский

Пусть погибнут все душители народа и кровожадные палачи в буре социальной революции! Пусть разлетится вдребезги череп капитала, веками омрачавший загробно-траурную жизнь трудящегося люда!

Получилось очень красиво.

В левом нижнем углу оставалось немного места, и Тата решила поместить туда важное предложение:

РЕФОРМА РУССКОГО ЯЗЫКА

Мы, пионеры-новаторы, предлагаем вместо «Здравствуй!» говорить «Ленинствуй!»

Подписи в поддержку реформы собирает тов. Тата Дорина.

Дверь отворилась, и в комнату вошла мать. Схватив Тату за воротник, она выволокла ее из-за стола и влепила ей затрещину.

– За что?! – взвыла Тата.

– Я тебе покажу «за что»! Отвечай, мерзавка, зачем ты устроила погром у Роговых?!

Тата попятилась.

– Дядя Клим – это социал-предатель… – дрожащим голосом начала она. – Тоже мне, образованный человек, а буржуйских морд на стены понавешал!

– Я тебе дам «буржуйских морд»!

Мамин безумный взгляд остановился на стенгазете.

– Мамочка, не надо! – завизжала Тата. Но было поздно: мать разорвала стенгазету на несколько кусков, бросила их на пол и принялась топтать.

– Это чтобы ты знала, как трогать чужие вещи!

Она сильно порезала руку о край чертежного листа, и на ее пальцах выступила кровь.

– Глаза б мои тебя не видели!

Тата юркнула в шкаф. Она слышала, как мать повалилась на скамейку и горько заплакала.

– Дура! Добилась своего! Он сказал, что больше не отпустит к нам Китти, потому что ты на нее плохо влияешь!

– Как?.. – Тата аж высунулась из шкафа.

– Закрой дверь немедленно! – закричала мать. – А то я, ей-богу, прибью тебя!

Тата уткнулась головой в тюфячок. Как теперь идти в школу, как объяснять, куда делся чертежный лист? Выйти перед строем и сказать: «Моя мать отсталая и неразвитая личность»? Ой, нет… Сразу пойдут расспросы о том, кто она по социальному происхождению, да кем служила до октября 1917 года… Мать говорила, что она жила за границей и помогала революционерам, но это мало походило на правду. Иначе откуда у нее эти буржуазные замашки: всякие птичьи клетки и кактусы?

А каким извергом оказался дядя Клим! Доносчик и подлец… Как можно запрещать детям играть друг с другом? Неужели ему не жалко собственную дочь?

Китти была самым дорогим существом для Таты. Она одна ее понимала, и ей все можно было рассказать. Они ели из одной тарелки – чтобы меньше посуды мыть, лепили во дворе снеговиков, сидели по вечерам на подоконнике и представляли, что все вокруг – другое.

Облезлые дома превращались в красивые здания из стекла и бетона, дровяные сараи – в нарядные киоски, а развешанное во дворе белье – во флаги советских республик.

Молочник, везущий на санках заледенелый бидон, становился знаменитым исследователем Крайнего Севера. К нему подходил сосед Митрофаныч, и Китти хотела, чтобы он тоже стал полярником, но Тата его не любила, и поэтому Митрофаныча записывали в ездовые собаки.

Потом девочки тоже отправлялись в экспедицию за забор – искать Тунгусский метеорит.

Неужели ничего этого больше не будет?

Глава 17. МХАТ

1.

Поездка Оскара удалась: он удостоверился, что его жена действительно богатая наследница, и поручил адвокатам в Берлине и Стокгольме разобраться с ее бумагами.

Теперь ему надо было придумать, как вывезти драгоценную супругу за границу. У Бремеров в Германии оказались родственники и, пронюхав, что Оскар желает вступить в наследство, они потребовали предъявить Нину и доказательства, что она действительно та, за кого себя выдает.

Оскар без особого труда выправил ей бумаги в американском посольстве и теперь дело оставалось за малым – добыть у чекистов выездную визу.

Сразу с вокзала он отправился на Лубянку к своему старому знакомому, Глебу Арнольдовичу Драхенблюту – начальнику Иностранного отдела ОГПУ.

Чернявая секретарша впустила Оскара в просторный кабинет с портретами вождей на стенах. Несмотря на дневное время, его окна были закрыты тяжелыми портьерами, и сквозь мелкие дырочки в ткани в комнату пробивались тонкие лучи света.

Лампа под зеленым колпаком освещала заваленный бумагами стол, аппараты внутренней связи и бледного, щуплого человека с высоким лбом и редкими русыми волосами.

Оскар расплылся в дружественной улыбке и протянул ему руку:

– Как поживаете?

Но Драхенблют не ответил на его приветствие и указал на стул, стоявший у стены:

– Садитесь.

Он долго возился с какими-то желтыми карточками, щипал себя за усы и поправлял средним пальцем сползавшие на нос очки.

С каждой минутой напряженного молчания Оскар чувствовал себя все неуютнее. В который раз он подумал, что фамилия «Драхенблют» как нельзя лучше подходит начальнику Иностранного отдела: в переводе с немецкого она означала «драконья кровь».