– Ну да! – говорит Врамин, и его глаза и трость мечут зеленое пламя. – Все знают о Генерале, скачущем по свету в одиночку. Со страниц истории доносятся громовые удары копыт его боевого коня, Бронзы. Он летел с эскадрильей Лафайета. Он прикрывал отступление в долине Джарамы. В лютую стужу помогал удерживать Сталинград. С горсткой друзей пытался захватить Кубу. И на каждом поле боя оставлял он свою частичку. В тяжелую пору жил он в Вашингтоне в палатке, пока другой знаменитейший генерал не попросил его уйти. Он был бит в Литл-Роке, а в Беркли ему плеснули в лицо кислотой. Он был внесен в черный список, поскольку состоял когда-то членом профсоюза. Канули в Лету все дела, за которые он сражался, но умирала каждый раз с рождением и развитием этих дел его частичка. Кое-как пережил он свой век – с искусственными членами, искусственным сердцем и жилами, со вставными зубами и стеклянным глазом, со вставной челюстью и пластиковыми костями, с вживленными кусочками фарфора и проводами, – пока наконец наука не дошла до того, чтобы изготовлять подобные предметы много лучше их природных образцов – тех, какими наделен обычный человек. И заново перебрали его, заменили ему часть за частью, орган за органом, пока не превзошел он в следующем веке на голову любого человека из плоти и крови. И опять он сражался на стороне восставших, и уничтожали его раз за разом в войнах; сначала – в тех, что вели колонии против материнской планеты, потом – в войнах отдельных миров против Федерации. Он всегда в каком-либо черном списке, но он играет себе на банджо, и ему на это наплевать, ибо он сам поставил себя вне закона, подчиняясь всегда его духу, а не букве. Много раз заменял он металлические свои части на плоть и однажды воплотился даже целиком, – но всегда прислушивается, не зазвучит ли вдали тревожный призыв рога, и вот уже, играя на банджо, устремляется он на помощь – и опять теряет свою человечность. Он поднял проигрышную карту со Львом Троцким, который поучал его, что писателям платят слишком мало; он делил товарный вагон с Вуди Гатри, который учил его своей музыке и поучал, что певцам платят слишком мало; он до поры до времени поддерживал Фиделя Кастро и узнал, что юристам платят слишком мало. Почти всегда его используют, обманывают, продают, но его это не волнует, ибо его идеалы важнее для него, чем сама плоть. Теперь же, конечно, дело Принца-Который-Был-Тысячью весьма непопулярно. Из того, что ты говоришь, я заключаю, что, если бы кто-то выступил против Дома Жизни и Дома Мертвых, его бы сочли сторонником Принца, которому, по правде говоря, не нужны никакие сторонники, – ну да это не имеет значения. И я осмелюсь заметить, что ты, Вэйким, против Принца. Я бы также рискнул предположить, что Генерал его поддержит, хотя бы потому, что Принц, поскольку он сам по себе, составляет явное меньшинство. Генерала можно разбить, но никогда нельзя уничтожить, Вэйким. Ну а вот и он. Если хочешь, можешь спросить его сам.
Стальной Генерал как раз спешился и теперь стоит перед Вэйкимом и Врамином, словно железная статуя в десять часов вечера – безлунным летним вечером.
– Я увидел твой сигнальный огонь, Ангел Седьмого Поста.
– Увы, но титул сей утерян вместе с постом, сэр.
– Я по-прежнему признаю права правительства в изгнании, – говорит Генерал, и такой несравненной красоты преисполнен его голос, что слушать его можно годами.
– Спасибо. Но я боюсь, что пришел ты слишком поздно. Вот он, Вэйким – он, кстати, мастер фуги времен, – уничтожит, чего доброго, Принца и тем самым сделает окончательно невозможным наше возвращение. Разве не так, Вэйким?
– Ну конечно.
– …Если только мы не найдем на него управу, – говорит Врамин.
– Ее можно дальше не искать, – говорит Стальной Генерал. – Лучше сдайся мне прямо сейчас, Вэйким. Поверь мне, я предлагаю это без всякого злого умысла.
– И я отвечаю тебе точно так же: пошел к черту. Если уничтожить каждую твою мельчайшую частичку, то, верится мне, не останется больше никакого Стального Генерала – и никогда уже больше не будет. На мой взгляд, бунтовщик вроде тебя заслуживает уничтожения – и я к твоим услугам.
– Многие думают точно так же, а я все еще в ожидании.
– Ну так больше не жди, – говорит Вэйким и делает шаг вперед. – Время тут и молит, чтобы его наполнили.
Тогда Врамин очерчивает вокруг себя и Мадрака круг зеленого пламени, и оба они следят за противостоянием мастеров.
В этот миг Бронза встает на дыбы, и среди многоцветья Блиса вспыхивают шесть бриллиантов.
Городской провидец Лильяменти
Вступив в Срединные Миры, направляется Гор к туманному миру, называемому его обитателями Д’донори, что означает Обитель Довольствия. Он сходит со своей колесницы, на которой пересек безвоздушную ледяную ночь, и слышит сквозь густую завесу тумана, полностью покрывающую Д’донори, лязг оружия и воинственные возгласы сражающихся.